Себастьян Фолкс - И пели птицы...

— Совсем бросила? — спросила Франсуаза, заметившая нервные движения ее рук.

— Совсем. Ни единой, — улыбнулась Элизабет.

— И из-за этого так поправилась?

— Правда?.. Ну, наверное.

Официант принес первые заказанные ими блюда.

— Для вас, мадам? Артишоки? А для вас грибы? Кто из вас, леди, желает попробовать вино?

Когда официант удалился и они принялись за еду, Элизабет неловко сообщила:

— Я действительно поправилась, но не потому, что бросила курить. А потому, что жду ребенка. — Она внутренне сжалась, ожидая ответа матери.

Франсуаза взяла ее за руку:

— Умница. Какая радость!

Элизабет, прослезившись, сказала:

— А я думала, ты рассердишься. Ну, знаешь — из-за того, что я не замужем.

— Я просто рада за тебя, если хочешь знать.

— О да. Да. Именно это я и хотела узнать. — Элизабет улыбнулась. — По-моему, ты не очень удивилась.

— Нет, не очень. Я заметила, что ты немного раздалась. И перестала курить. Ты сказала, что дала зарок в новогоднюю ночь, но ты их и раньше давала, только безрезультатно.

Элизабет рассмеялась.

— Хорошо. Ты не собираешься спросить, кто отец?

— А я должна? Это так важно?

— По-моему, нет. Он этому рад — ну, более или менее. Собирается помогать нам деньгами, хоть я его и не просила. Думаю, все будет в порядке. Он очень хороший человек.

— Ну и прекрасно. Больше я ни о чем спрашивать не стану.

Спокойствие, с которым Франсуаза приняла новость, удивило Элизабет — пусть даже мать обо всем догадалась и успела приготовиться к сегодняшнему разговору.

— И ты не против того, что твоего внука родит незамужняя женщина?

— Как я могу быть против? — ответила Франсуаза. — Мои мать с отцом тоже не были женаты.

— Grand’mère ? — поразилась Элизабет.

— Нет. Grand’mère не настоящая моя мать. — Франсуаза смотрела на дочь с нежностью. — Я все собиралась рассказать тебе, но как-то случая не представлялось. Твой дед женился на Жанне, Grand’mère, в девятнадцатом, после войны. А мне тогда было уже семь лет. И пять, когда они познакомились!

— Я же видела — что-то не сходится! Прочитала его записные книжки и попробовала кое-что подсчитать. А потом решила, что не в ладах с математикой.

— В них упоминается женщина по имени Изабель?

— Да, пару раз. Я полагала, это его давняя подружка.

— Это моя мать. Младшая сестра Crand’mère.

Элизабет смотрела на Франсуазу широко раскрытыми глазами.

— Значит, Crand’mère не была моей настоящей бабушкой?

— Во плоти — нет. Во всех остальных отношениях — да. Она вырастила меня и любила как собственное дитя. Перед войной твой дед недолгое время жил в доме одной семьи. У него случился роман с Изабель, они вместе сбежали. А потом она, поняв, что беременна, оставила его и со временем вернулась к мужу. Годы спустя, во время войны, твой дед встретил в Амьене Grand’mère. Она отвела его к Изабель, но та взяла с сестры обещание не говорить ему о ребенке.

— А ребенком была ты?

— Верно. Глупая какая-то увертка. Не знаю. Изабель хотела пощадить его чувства. Обо мне он узнал только перед самой женитьбой на Жанне. Меня прислали к ней из Германии, я жила там после смерти матери. Она умерла от гриппа.

— От гриппа? Это же невозможно.

Франсуаза покачала головой:

— Да нет. Была эпидемия. Сразу после окончания войны она убила в Европе миллионы людей. Изабель всегда говорила, — если с ней что-то случится, меня вырастит Жанна. Они условились об этом, когда Изабель уезжала в Германию с мужчиной, которого полюбила. С немцем по имени Макс.

— А он не захотел, чтоб ты жила с ним, так?

— Нет, не думаю. Он очень болел после войны. И умер, лишь ненадолго пережив Изабель. Ну и, в конце-то концов, я же не была его дочерью.

— И ты выросла как дочь Стивена и Жанны?

— Именно. Grand’mère была чудом. Она стала для меня второй матерью. Семья у нас была очень счастливая.

Официант принес вторые блюда.

— Тебя ведь это не расстроило? — помолчав с минуту, спросила Франсуаза. — Для тебя это важно? Надеюсь, что нет, потому что для меня не важно. Если люди любят друг друга, как любили мы все, подробности не имеют значения. Любовь важнее, чем плоть и кровь, чем то, кто кого родил.

Элизабет на мгновение задумалась, потом сказала:

— По-моему, ты совершенно права. Мне понадобится немного времени, чтобы все переварить, но я совсем не расстроилась. Расскажи о своем отце. Был он счастлив?

Франсуаза приподняла брови, вздохнула.

— Ну, там все было… сложно. После войны он два года молчал.