Себастьян Фолкс - И пели птицы...

— Я рад, — сказал Стивен, хотя никакой радости он не испытывал. Мысль о том, что ныне он играет в жизни Изабель роль второстепенного утешителя, смущала его.

— Рад, — повторил он и вдруг понял, что эта мелкая ложь избавляет его душу от последних оставленных в ней Изабель следов, что она уходит от него — не в фальшивое забвение, как в первый раз, но просто в пустоту.

Он спросил:

— Как долго вы еще пробудете в Амьене? Ведь дом ваш в Руане, не так ли?

Жанна опустила взгляд на свои руки:

— Отец стар, он хочет, чтобы я жила с ним, заботилась о нем. Мама пока жива, но ей нездоровится, она уделяет ему меньше внимания, чем он желал бы.

— Так вы вернетесь туда?

— Не знаю, — ответила Жанна. — Я всегда честно выполняла свой дочерний долг, но мне по душе независимость. Мне нравится жить здесь, в Амьене, в этом маленьком доме.

— Конечно, — сказал Стивен и снова подумал о ее возрасте. — А другие ваши сестры? Они не могли бы ухаживать за ним?

— Нет. Все они замужем. Простите, месье, примерно через час мы сядем ужинать, и мне нужно посмотреть, как идут дела на кухне. Я не знаю, что бы вы предпочли — отдохнуть или выпить аперитив… Я не умею принимать гостей. — Она помахала рукой. — Для меня это так непривычно.

— Ничего привычного в мире уже не осталось, — улыбнулся Стивен. — Хорошо, что вы понимаете это. А пока — да. Я не отказался бы выпить.

Жанна улыбнулась в ответ. До этой минуты Стивен ее улыбки ни разу не видел, и она показалась ему самым поразительным из всех выражений, какие он наблюдал когда-либо на человеческих лицах. Сначала медленно раздвигались губы, затем начинала светиться бледная кожа лица — не от притока крови, как у Изабель, а от внутреннего света, передававшего коже свое сияние. И, наконец, улыбка добиралась до глаз Жанны, и они сужались, вспыхивая в доверчивой веселости. Это не просто одно из выражений лица, думал Стивен, оно изменяется целиком, наполняясь прощением и покоем.

— У меня есть то, что Изабель попросила купить перед вашим приходом. Пахнет ужасно. Называется «Олд Оркни». Это такой английский напиток.

Стивен усмехнулся:

— Шотландский, по-моему. Я с ним хорошо знаком.

Жанна принесла бутылку, кувшин с водой. Стивен налил немного в хрустальный стаканчик и, когда она удалилась на кухню, занялся осмотром гостиной. Он слышал звяканье кастрюль, столового серебра; запах трав и вина заставил его ощутить внезапный голод. Он закурил сигарету, поискал в этой изысканной комнате пепельницу. Керамических и фарфоровых блюдечек здесь имелось немало, однако он не рискнул воспользоваться ими — стряхивал пепел в камин и растирал его там ногой. Несмотря на новую, лишенную вшей одежду, Стивен казался себе в этой дышащей женственностью комнате неповоротливым и неуклюжим. Интересно, вернутся ли к нему когда-либо простота и естественность, с какими он вел себя прежде в нормальной человеческой обстановке, или он успел эволюционировать в существо, привычной средой обитания которого были потолки из рифленого железа, деревянные стены и мешки с продуктами, подвешенные, чтобы не сожрали крысы, к стропилам?

Жанна внесла супницу, поставила ее на стол в конце гостиной. Ей хотелось приготовить рыбный суп по рецепту, изобретенному в Дьеппе, неподалеку от ее дома в Нормандии, объяснила она, однако не удалось найти в Амьене все необходимые для этого ингредиенты. А Стивен вспомнил, как рассердилась когда-то Изабель, услышав от него, что Амьен не может похвастать своей кухней.

— Наверное, тут виновата война, — заметил он.

— Не уверена, — сказала Жанна. — Возможно, все дело в том, что амьенцы равнодушны к еде. Вы не разольете вино? Не знаю, насколько оно хорошо, но как раз такое пьет мой отец.

Стивен все еще не смог понять, относится ли к нему Жанна как к беженцу, заботиться о котором повелевает гражданский долг, или у нее имеются для дружбы с ним мотивы более простые. Пока они ели, он задавал ей вопросы.

Сказать, что она охотно делилась с ним сведениями о себе, было нельзя. В ней ощущалась милая стеснительность — такая, точно она считала, что на самом деле этот вечер не отвечает правилам этикета, что в любое мгновение кто-то может войти в гостиную и велеть им обоим немедленно все прекратить. Из ее рассказов Стивен вывел, что в родительском доме Жанну удерживало чувство долга перед отцом, сумевшим, по-видимому, навязать ей свою волю, — так же, как когда-то он навязал ее Изабель. Жанна с большим, чем у младшей сестры, успехом отклоняла тех, кого он выбирал ей в мужья, а отец в отместку отклонял ее избранников. Когда-то он отвадил от дома офицера Изабель — и примерно так же снял с дистанции вдовца, имевшего серьезные намерения увести Жанну из дома.