Кристофер Мур - Агнец

— Вот видите, — сказал настоятель. — Он один такой. Совсем один.

Можно было и не понимать языка йети, если у него все же имелся язык, — но знать, что Гаспар прав.

— Нет, не один, — сказал Джош. — Я пойду к нему. Гаспар взял моего друга за руку.

— Всё так, как должно быть.

— Нет, — ответил Джошуа. — Не так.

Гаспар отдернул руку резко, будто сунул ее в огонь, — реакция странная, поскольку я вообще-то видел, как монах сует руку в огонь на тренировке по кунг-фу и реагирует далеко не так остро.

— Пусть его, — сказал я Гаспару, совершенно не уверенный, зачем я это делаю.

И Джошуа направился вверх по ущелью, не сказав нам более ни единого слова.

— Он вернется, когда придет время, — сказал я.

— Что ты понимаешь, а? — рявкнул Гаспар решительно непросветленным голосом. — Ты будешь тысячу лет отрабатывать свою карму навозным жуком, чтобы только достичь подлинного единения с телом. Я ничего ему не ответил. Просто поклонился, отвернулся и пошел за своими братьями назад в монастырь.

Джошуа вернулся только через неделю, а поговорить нам удалось еще через день. Мы сидели в трапезной, и Джошуа доедал не только свой рис, но и мой. Я же тем временем изо всех сил раздумывал над печальной судьбой «омерзительного снежного человека», но самое главное — над его происхождением.

— Так ты считаешь, их раньше было много, Джош?

— Да. Не так много, как людей, но порядком.

— И что с ними случилось?

— Точно не знаю. Когда йети поет, у себя в голове я вижу картинки. Я видел, как в горы пришли люди и убили всех йети. У тех просто не было инстинкта — сражаться. Большинство стояли и смотрели, как убивают их собратьев. Их озадачивало зло человека. Другие бежали все выше и выше в горы. Мне кажется, у этого была спутница и семья. Они голодали, а потом умерли от какой-то медленной болезни. Не могу сказать какой.

— Он — человек?

— Не думаю, — ответил Джошуа.

— Он — животное?

— Нет, наверное. Но сам он знает, кто он. Знает, что он — единственный.

— А мне кажется, я знаю, кто он.

Джошуа оторвался от риса и взглянул на меня:

— Ну?

— Помнишь мартышечьи лапки, которые Валтасар покупал у старухи в Антиохии? Они еще походили на человеческие ноги?

— Да.

— Ты же не можешь не признать, что йети очень похож на человека. Он больше похож на человека, чем на какое-то другое существо, правильно? Так вот: что, если он — существо, которое человеком только становится? Что, если на самом деле он — не последний в своем роде, а первый в нашем? Я подумал об этом, потому что Гаспар нам твердит: мы отрабатываем свою карму в различных инкарнациях, в облике различных существ. В каждой жизни мы учимся чему-то больше и больше и по дороге можем стать высшим существом. Может, и у животных так же. Может, йети просто нужно пожить там, где теплее, и тогда он сбросит шерсть. Или мартышки: если им нужно… не знаю, ухаживать за скотом, они станут размерами побольше. Не сразу, а через множество перевоплощений. Может, существа развиваются так же, как, по мнению Гаспара, развивается душа. Что скажешь?

Почесывая подбородок, Джошуа смотрел на меня как бы в глубоком раздумье, а я опасался, что он в любую секунду захохочет. После нашего паломничества в ущелье йети я всю неделю над этим размышлял. Теория не давала мне покоя на тренировках и в медитациях. И мне хотелось от Джоша признания. Как минимум.

— Шмяк, — сказал он. — Наверное, это самая тупая мысль, что когда-либо приходила тебе в голову.

— Так ты считаешь, это невозможно?

— Ну зачем Господу творить тварь лишь для того, чтобы она вымерла? Чего ради Господь такое позволит?

— А потоп? Там же всех поубивало, кроме Ноя и его семейства.

— Но случилось так потому, что люди нечестивы. А йети честив. Если уж на то пошло, порода его вымерла лишь потому, что у них нет дара нечестивости.

— Тогда ты, Сын Божий, мне растолкуй.

— Такова воля Божья, — вздохнул Джошуа. — Йети должны исчезнуть.

— Потому что в них ни грана нечестивости нет, да? — саркастично заметил я. — Если йети не человек, то и не грешник. Он — младенец невинный.

Джошуа кивнул, не отрывая глаз от опустевшей миски.

— Да. Он невинен. — Затем друг мой встал и поклонился мне — так он не поступал никогда, только на тренировках. — Я устал, Шмяк. Мне нужно поспать и помолиться.

— Прости, Джош, я не хотел тебя печалить. Просто мне показалось, что это интересная теория.

Он слабо улыбнулся в ответ, склонил голову и зашаркал в свою келью.