Дмитрий Руденко - Станция Университет

— Нет.

И снова жизнь опережала мечту. Катя, похоже, ехать к бабушке не торопилась.

— С конфетами! Давай! Согреешься!

Катя включила телевизор, засуетилась на кухне. Сценарий вечера, судя по всему, надо было переписывать.

— Кать, а бабушка далеко живет? — предпринял новую попытку я, понимая, что кортежи с друзьями уже мчатся на всех парах.

— Близко, — Катя решительно выбивала почву из-под ног.

Я посмотрел на часы: незаметно пролетели полчаса. Раздался звонок в дверь.

— Кого это принесло на ночь глядя? Соседи, что ли? — Катя побежала открывать.

Увы, это были не соседи. На пороге, искренне, по-доброму улыбаясь, в заснеженном пальто, стоял добродушный Калиша в шапке-ушанке и с бутылкой вина в руках. Фиаско! Катя с недоумением посмотрела на Калишу, потом на меня, потом снова на Калишу. Моя голова заработала, как ЭВМ. Я моментально придумал, что Дима необходим мне в этот вечер как воздух, что сегодня мы с ним должны обсудить жизненно важный вопрос… Добавил, что Дима очень приличный молодой человек. В общем, как-то удивительно легко выкрутился.

Катя скрылась на кухню, готовясь угощать Калишу, который в это время рассказал мне, что приехал, побегал вокруг дома в поисках телефона-автомата, не нашел, постоял возле подъезда пятнадцать минут, замерз и рискнул подняться в квартиру. Напоив нас чаем с конфетами, Катя наконец засобиралась.

— Ну, все! Не буду вам мешать! У вас тут секреты! Оставайтесь! Если что, звоните, я еще часа два спать не буду, — Катя стояла в дверях.— Я тебя провожу.

На улице я остановил машину — красивый правительственный «ЗИЛ». Садясь в него, Катя желала мне счастья… Потом было шумное веселье, не обошедшееся без материальных потерь. Разбили посуду, лампу, магнитофон перестал играть. Мои надежды на сближение с Гольданской не оправдались, наоборот, стало ясно, что ловить нечего, а ведь Мадонна той ночью так старалась: «Erotic, erotic, put your hands all over my body». Спать легли под утро.

Проснулся я, услышав, с оборвавшимся дыханием, как повернулся ключ в замке входной двери, как кто-то бесшумно, на цыпочках, вошел в коридор, поднял что-то с пола. Секунда — и передо мной во всей своей красе стояла свежая, с мороза, Катя. Я готов был провалиться сквозь землю!

— Привет. Я приехала вас с Димой завтраком покормить, — в руках у нее был пакет с продуктами.

— Кто там? — из гостиной комнаты громко пробасил Лаврентьев.

— Ой, — вздрогнула Катя. — Кто это?

— Это Женя Лаврентьев, — обреченно, тяжело вздохнув и опустив глаза, вымолвил я.

Катя сделала шаг к комнате, потом еще шаг, еще… пока, наконец, не случилось страшное. Она вошла в гостиную, в которой на кровати и на полу спали и знакомые, и незнакомцы. Следы пиршества были повсюду. Осколки разбитой лампы лежали на журнальном столике. Катя медленно, оглядываясь по сторонам, подплыла к большому стеклянному шкафу, в котором ее папа, собиратель маленьких игрушечных машинок Matchbox, хранил свою дорогую сердцу коллекцию.

— Ребята! — Катя перевела дыхание. — Какие вы… молодцы! Спасибо, что вы машинки не тронули!

Резким движением встревоженной птицы сбросив одеяло, рванулась с дивана разбуженная Гольданская.

— Ну мы же сюда не в машинки играть приехали! — прохрипела она и, недовольная, умчалась в ванную.

Катя хлопала ресницами, как первоклассница. Я потерял дар речи. Лаврентьев спрятался под одеяло, лежа на полу. Остапишин, морща лоб и закусив верхнюю губу, соображал, как выйти из положения, Лишь Калиша беззастенчиво продолжал храпеть в соседней комнате.

— Ребята, — Катя стойко держала удар. — Ребята! Давайте я вам завтрак сделаю! Яичницу будете?

— Будем, Катюх! Конечно, будем! — как ни в чем не бывало подхватил Остапишин. — Я помогу! Томатики есть? Лучок? Огурчики? Я порежу.

Сделав хорошую мину, все дружными усилиями спасли положение. Когда все расходились, Катя повернулась ко мне: «А ты тоже уходишь?». И я остался…

В один из последних зимних дней на катке, залитом перед легкоатлетическим манежем МГУ, группа студентов занималась «коньками». Среди них был Лаврик, но даже для него — чемпиона МГУ по хоккею — не было исключений, наоборот, он должен был подавать пример. Урок вела суровая баба Лена, маленькая старушенция, лет семидесяти-восьмидесяти, с ярко-оранжевыми кудряшками. Одета она была в синий шерстяной тренировочный костюмчик эпохи советских физкультурников и шапочку-конькобежку с остреньким мефистофельским выступом надо лбом, застегивавшуюся под подбородком на пуговку.