Айрис Мэрдок - Дикая роза

— Да, в сущности, нет. Кажется, смутно догадывалась, что она вам нравится.

Хью был как будто разочарован.

— Ну так вот, а это было. — В тоне его мешались обида и самодовольство. Он опять зашагал, и постепенно лицо его прояснилось, о Милдред он словно забыл. Она видела, как черты его разгладились, смягчились от воспоминаний, точь-в-точь как у неё самой несколько минут назад. Лицо словно стало больше, благостнее, он повторил: — Да, это было. Я действительно… — Он сделал ещё несколько шагов и остановился перед Милдред. — Я ни с кем никогда об этом не говорил. Фанни-то знала, но разговоров никаких не было. Удивительно, просто чудо, что можно об этом поговорить с кем-то вслух, произнести её имя. Спасибо вам, Милдред, спасибо, дорогая!

— Вы хотите поговорить о прошлом? — спросила Милдред с надеждой.

— Пожалуй, нет. — Хью опять от неё отвернулся и подставил лицо сиянию картины. — Я хочу говорить о настоящем… Скорее даже… о будущем. Да, — повторил он увереннее, — о будущем. Это, знаете ли, удивительное открытие, что даже у человека в моем возрасте оно есть.

Милдред чувствовала, что вся съежилась в большом кресле, стала маленькая и сухая, как орех. Она сказала:

— Сердцем вы молоды, Хью.

Эти банальные слова, казалось, доставили ему удовольствие. До чего же глуп, подумала она, изнывая от нежности.

— Если и так, — сказал он, — то меня самого это больше всех удивляет. Я вам, по-моему, говорил, что Эмма была на кладбище?

— Да.

— С тех пор как я её там увидел, — сказал Хью, и слова его звучали как песня, — я ни о чем другом не могу думать. Все жду чего-то, как мальчишка, как глупый мальчишка. Просто не верится, правда, Милдред? — словно обращаясь к картине, он совсем легонько коснулся её пальцем, и Милдред сразу вспомнила этот его жест из давно прошедших времен. Ей стало страшно, что, если она попробует заговорить, вместо слов получится какой-то безобразный звук. Она промолчала. — Странно, — продолжал он, — так долго хранить любовь под замком и в конце концов обнаружить, что она жива и никуда не делась. Я уж думал, что замуровал эту гробницу навечно, но нет… нет!

— Мне это трудно вообразить, — сказала Милдред, пробуя голос на самых бодрых нотах. — Но ведь я человек практический. И как же вы намерены поступить?

— Вот именно, — ответил Хью, и воодушевление его спало, опять сменившись озабоченностью. — В том-то и дело. Тут мне и нужна ваша помощь, ваш совет. Вы знаете Эмму, знаете меня. Помогите мне быть объективным. Я совсем истерзался, просто голова идет кругом. Кажется, это даже на моем здоровье отразилось. Я надеюсь, что разговор с вами что-то изменит. Может быть, так и случится… и это дурацкое состояние духа просто пройдет. Хорошо бы. Я так ждал… немножко покоя, понимаете, немножко отдыха после… Стар я, в общем, для этой чепухи, верно? К чему на старости лет себя растравлять?

— Не дай нам бог дожить до такой старости, когда уже не захочется себя растравлять, — едва слышно проговорила Милдред.

— Вы должны принять за меня решение. Вот вы зовете меня ехать в Индию, значит, решать нужно скорее. Навестить мне Эмму или не стоит? Я ведь понятия не имею, как она теперь живет, нет ли там… кого-нибудь другого. Вы случайно не знаете? — Он тревожно заглянул ей в лицо.

— Насколько я знаю, никого другого нет. — Она медленно отодвинулась в глубину кресла. Дождь лил как из ведра, и в комнате совсем стемнело, только от картины исходил свет, золотивший с одного бока умоляющее лицо Хью.

— Но все-таки, пойти мне к ней или это просто глупость?.. Романтика, навязчивость, а то и хуже?.. К чему бередить старую рану? Ничего это не даст, кроме боли и хаоса. Да она и не захочет меня видеть после стольких лет, правда? Я ведь сильно преувеличил. Я не влюблен, это смешно, в мои годы этого не бывает. Я могу превозмочь это… это наваждение, надо только встряхнуться как следует. Помогите мне, Милдред, вы такая умница. Вы даже не представляете себе, как я на вас полагаюсь. Поверите ли, мне и сейчас уже лучше. Долгое морское путешествие — это как раз то, что мне нужно, уехать надолго, да ещё вместе с вами. Наверно, вам кажется, что я сошел с ума, это я-то, такой старый и смирный. Но вы ведь согласны, Милдред, не надо мне её навещать?

Теперь Милдред совсем вросла в спинку кресла, а руки симметрично положила на подлокотники, как пригвожденная. Снова перед её мысленным взором возникла Эмма с её собачьим лицом, Эмма в короткой белой теннисной юбке, брошенная Эмма, весело болтающая с юным Феликсом. Она сказала: