Юрий Герт - Ночь предопределений

Жаик кивнул.

— А все почему? — сказал Сарсен. — Машины всю степь раздавили, колесами всю землю в пыль растерли… Когда летишь на самолете, сверху видно.

Феликсу и в самом деле вспомнились белые, тугие шнуры дорог, плывущие за стеклом иллюминатора — то скрещиваясь, то разбегаясь по всем направлениям.

— Он правильно говорит, — сказал Жаик. — Ты мне объясни, Феликс, в мою глупую голову не укладывается, — он согнутым пальцем постучал себя по виску. — Почему через поле, где пшеница растет, никто на тракторе не поедет, и по саду, где яблони цветут, какой-нибудь самосвал не пустят, а по степи, где скот пасется, каждый прёт на чем и куда хочет? Почему так?..

— Чабаны, — сказал Сарсен. — Старых чабанов, которые и степь, и пески, и каждый колодец знают, мало остаётся, а молодые парни в город едут, на учебу. Их никакие деньги не удержат…

Он говорил о кормах, о степи, о чабанах так, словно именно Феликс во всем был виноват… Но, несмотря на это, Феликсу — была минута — показалось, что прежнее надменно-непроницаемое выражение на лице Сарсена подтаяло и вот-вот уступит место чему-то другому… Но Сарсен тут же спохватился.

Барабаня пальцами по клеенке, на которой, сбоку от его тарелки, была сложена горка костей, он говорил, как и раньше, глядя не на Феликса, а куда-то мимо, лишь по касательной, на уровне уха, задевая его взглядом:

— Сложные вопросы. Государственные. Вот над чем думать надо, если ты за общее дело болеешь… Думать, а не доносы писать!.. Тем более, люди у нас такие, что себя не жалеют — для народа, для государства. Работают, трудятся… По всем показателям, — сказал Сарсен. — Передовой район, столько лет знамя держали… Мелкий человек, — сказал Сарсен. — Мелкий, мелкий человек… Два плюс три — он это знает, а больше ничего не знает. А мы тоже это знаем — два плюс три… И еще кое-что знаем!.. Ты если людям хочешь помочь — помоги. Помоги! — Он пристукнул по столу кулаком. — А если вредить хочешь — мы этого не позволим! Нет!.. — Он стукнул покрепче, горка костей рассыпалась.

То, что Феликс теперь слышал, до такой степени совпадало с тем, о чем догадывался он еще в гостинице, узнав от Сергея об этой истории, что оставалось лишь дивиться собственной прозорливости… Феликс усмехнулся, слушая Сарсена. А башку ему здесь открутят, подумал он о Темирове. И запросто…

— А вас почему все это интересует? — перехватил Сарсен его усмешку и облизнул толстые губы.

Жаик тут же пододвинул ему пиалу с сурпой.

— Да нет, — проговорил он торопливо, — это его не интересует, у него совсем другие планы… — и призывно взглянул на Феликса.

— У меня другие планы, — выдавил из себя Феликс.

— А… Это хорошо, — сказал Сарсен. (Он в самом деле дурак или прикидывается? — подумал Феликс. Но Сарсен был непроницаем.) Вы лучше о чабанах напишите, — сказал он. — На отгон поезжайте, на отгон… Если надо, мы вам в редакции машину дадим. И у Жаке машина, он вам на день-другой уступит…

Жаик кивнул.

— А мы опубликуем, — сказал Сарсен. — Очерк. О чабанах…

— Я подумаю, — сказал Феликс.

Он и сам не заметил, как руки у него сжались в кулаки.

Погода здесь всегда менялась круто, внезапно. Когда он вышел от Жаика, небо помутнело, как бы подернулось пеплом. Солнце казалось косматым, огромным. Дул горячий ветер. Он то хлестал песком, вздымая серые клубы выше крыш, то стлался над самой дорогой.

Феликс шел, прикрывая глаза рукой. Ветер подталкивал его в спину, пузырил рубашку. Лицо, шея, волосы — за две-три минуты все покрылось налетом песка, похожим на нежную, чуть прихваченную жаром корочку. Терять было нечего, и он, не прячась от ветра, вышагивал посреди дороги — размашисто, зло, досадуя на себя. Уходя от Жаика, он не сдержался. «Зря вы все это подстроили, Жаке, — сказал он. — К чему мне интервью?.. Куда лучше было сидеть вдвоем и толковать про Ренана». — «Ничего, ничего, — твердил Жаик, — ничего…» Видно было, что и сам он порядком обескуражен. Проводив Феликса до калитки (Сарсен ушел раньше, сославшись на редакционные дела), он как-то виновато похлопал его на прощанье по плечу обмякшей рукой.

Наверное, для него не так-то просто было залучить к себе в дом этого Сарсена, подумал Феликс. А может быть, и просто, тут сразу не разберешь… «Местные условия», — вспомнилось ему. Он усмехнулся. Отчаянная голова, вновь перескочил он на Темирова. Джигит… И «дева ему говорит: мой милый, смелее..» Все, все сходится.

Феликс вышел на площадь — не ту, где стояла чайная, а поблизости от часовенки, не площадь, собственно, а огромный пустырь, по которому метался ничем не сдерживаемый ветер. Он уже достиг середины, когда вдруг, словно по волшебству, перед ним остановилась… Ну, не карета с четверкой цугом, но все-таки… Перед ним, лихо развернувшись, притормозила «Волга» с шашечками по борту, дверца отворилась, он увидел шофера, возившего Гронского, а на заднем сидении — Сергея и за ним, в глубине — Риту.