Куда лучше было бы потолковать с ними о чем-нибудь эдаком, вздохнул он. О телепатии, например… Или о Гудини. Спросить у маэстро, какого мнения он о Гудини…
Карцев между тем уже заключил свое экономо-географически-архитектурное эссе предложением поднять тост за город, за его прошлое и перспективы, и Спиридонов тут же захлопотал, задвигал стаканы: «Ритуся, золотце мое, чур не отказываться!..» — но в этот момент резко, с вызовом проскрежетала по полу ножка отодвигаемого стула, и все — Гронский при этом недовольно поморщился — повернули головы в ту сторону, где за столиком в углу сидел юноша, на которого Феликс обратил внимание в самом начале. Он уже давно очистил стоявшие перед ним тарелки, но все не уходил, все сидел, спиной к их компании, то ли погруженный во что-то свое, то ли прислушиваясь к разговору, достаточно громкому в пустой чайной.
Впрочем, теперь он уже не сидел, а стоял, опираясь черной от загара рукой на спинку стула. И на лице его, продолговатом и тоже темном от загара, под смешными, добела выцветшими, будто наклеенными бровями, прохладно синели светлые глаза — как льдинки, плавающие в проруби.
Это он, вдруг вспомнил Феликс, глядя на долговязую узкобедрую фигуру, стянутую в талии широким ремнем, — тот самый, кого я застал вчера у себя в номере… Вспомнил, радуясь то ли своей внезапной догадке, то ли чему-то еще, разобраться он не успел.
— Простите, — сказал молодой человек, — я вторгаюсь… — Но по усмешке на его лице было видно, что никакого, даже малейшего смущения он не испытывает, напротив, доволен произведенным замешательством. — Вы тут пьете… — Слова вырывались из него толчками. — И умиляетесь… Ах, этот город… А я бы… — Он шумно вдохнул воздух слипшимися вдруг от волненья ноздрями и тихо, с наслаждением растягивая слова, закончил. — Я бы его спалил… к чертовой матери!
Рита с удивлением и страхом оглянулась на Феликса. Гронский был по-прежнему невозмутим. Спиридонов пожевал сморщенными старушечьими губами, собираясь и не находя, что сказать.
Карцев, сидевший отвалясь на спинку, нога на ногу, покачал носком и тихонько, с ехидцей, спросил:
— Что так?..
— А то, — уже не сдерживая злости, повысил голос молодой человек, — а то, что здесь, в этом вашем благословенном городе, у всех на глазах погибает человек — и всем плевать!..
Он вскинул глаза, обжег, опалил всех своими голубыми ледышками и быстрыми шагами, ссутуля плечи, пошел из чайной.
15
— Довольно странный молодой человек, — проговорил Гронский, глядя ему вслед.
— Бомбист-романтик, — усмехнулся Карцев.
Рита округлила глаза:
— Что вы!.. — сказала она. — Просто пьяный!.. Или чокнутый!..
— Элементарно! — закричал Спиридонов. — Ритуся, умничка, ваше здоровье!..
— У нас перерыв, — стеснительно сказала Зауреш, подойдя к столику. — Мы закрываем… — Она повернулась к Феликсу, как бы ища поддержки.
— А что у вас будет после перерыва? — полюбопытствовал Гронский. — Щи из кислой капусты?
— Щи будут. Компот будет.
— У меня печень, — сказал Гронский, строго и вместе с тем заискивающе глядя на Зауреш.
— Печени у нас нет. Печень к нам не завозят.
— А холецистит у вас есть?.. — спросил Гронский устало.
— Нет, — вконец потерялась Зауреш. — Этого… Этого у нас тоже нет.
— Не завозят?..
— Нет, не завозят, — виновато повторила Зауреш. — Компот будет. Хороший, сладкий, из сухофруктов… Нам пора закрывать.
— Что я буду есть? — сказал Гронский. — Я не могу работать на голодный желудок.
— А вот я сейчас директора!.. — привскочил Спиридонов. — Или заведующего, кто у них здесь!..
— Это мало что изменит, — остановил его Феликс. — Лучше пройтись по магазинам.
— У нас есть плитка! — воскликнула Рита с надеждой.
— Вот и отлично, — сказал Феликс.
Ничего отличного, подумал он, вставая. Шляться по такому пеклу… Да что поделаешь, если печень…
— Помилуйте, — сказал Гронский. — Вы-то тут при чем?.. Хоть по магазинам…
— И я с вами! — поднялась Рита.
Похоже, она рада была на время улизнуть от Гронского, да и от остальной компании тоже. По крайней мере, когда они вышли вдвоем из чайной, она оживилась, напряженное выражение исчезло с ее лица.
— Я вся мокрая, — призналась она, — здесь так жарко… Куда мы пойдем?..
Они стояли на площади, на самом солнцепеке, и Феликс, чувствуя, как между лопаток у него сочится щекочущей струйкой пот, пытался сообразить, откуда им следует начать обход магазинных прилавков. Из большой не по росту сумки, свисавшей у нее с плеча на длинном ремешке, Рита достала очки с темными, слегка выгнутыми и тоже слишком большими стеклами. Жаль, подумал он, дожидаясь, пока она устроит их дужки под прядями густых волос, жаль, глаза у нее красивые, теперь их не видно…
Читать дальше