Хосе Сампедро - Река, что нас несет

— Пусть доносит.

— На тебя… и на твоего дружка.

Девушка смолкла, и слепой понял, что коснулся самого для нее больного. Будь этот Бенигно похитрее, знал бы, куда бить. Пожалуй, если ему подсказать, он даст еще десять дуро. А то и все двадцать.

— А что он может донести?

— Вам лучше знать. Я только бедный слепой. Наверное, что-нибудь может.

— На нас ему нечего доносить.

— Даже если и нечего, наплести можно все что угодно — и правду, и напраслину. А пока жандармы разберутся…

Паула хранила молчание. Казалось, невозможно было услышать, как она ломает пальцы, но слепой слышал. Услышал он и кое-что еще.

— Тише. Сюда кто-то идет.

— Знаю.

Он слышал, как она подняла кувшин, но не знал, куда она его поставила. Вероятно, на свое мягкое бедро.

— Идемте со мной.

Через несколько шагов, разминувшись со встречным, они остановились в сумеречной прохладе деревьев.

— Так чего же он хочет от меня?

— Поговорить. Ему надо что-то сказать тебе.

— Ясно, хочет снова заманить меня в какой-нибудь дом и уж на сей раз поймать…

— Ошибаешься. Он будет ждать тебя в полночь на площади у арки. Захочешь — остановишься там и поговоришь с ним, а нет — он пойдет на тобой, куда ты пожелаешь. Он хочет только поговорить.

— Мне не о чем с ним разговаривать!

— Зато ему есть, что сказать тебе. И он скажет во что бы то ни стало, уверяю тебя. Он ото твердо решил. И сказал, что, если ты не придешь, он все равно отыщет тебя, даже в лагерь явится.

Паула засмеялась, на сей раз уверенно, с издевкой.

— Ерунда! Он не осмелится!

— Один, может, и нет, — веско сказал слепой, — а вот с жандармами…

И снова почувствовал, как она испугалась. Но эта смелая девушка вряд ли боялась за себя — скорее всего, за кого-то другого. Да, это было ее больное место, рана, которая кровоточила.

— Ну вот что, милая, — заключил слепой, — я передал то, о чем меня просили. Ты знаешь, где тебя будут ждать, от меня же никто ничего не услышит. Вот те крест, — он скрестил средний и указательный пальцы и поцеловал их, — сказано и забыто. Да отнимет бог у меня глаза! — пошутил ом. — А теперь послушай моего совета.

— Хороший совет может дат], человек, взявшийся за такое поручение, — сказала Паула презрительно.

— Всякий совет хорош… так что не плюй в колодец… Да и что мне за польза: вы пойдете своей дорогой, а я — своей. Если я и взялся за это поручение, — ядовито проговорил он, — то вовсе не из корысти, а чтобы сохранить семью, как бог велит. Я думал, что Бенигно — отец ребенка.

На этот раз он почувствовал, что она побледнела.

— Уж не хотите ли вы сказать…

— Со мной нечего финтить, меня но обманешь. Те, кто рожал, пахнут не так, как девушки… Но ты не бойся, милая, — с притворным благодушием продолжал он, убедившись в ее испуге, — кроме меня, никто не узнает. А если я ошибся и отец у ребенка другой, не суди обо мне плохо. Я хотел только добра… Давай покончим с этим делом и послушай моего совета: Бенигно не так уж храбр, у него кишка топка, понимаешь? Ты сумеешь дать ему отпор, и он отступит. Говорю тебе это, как родной дочери. А уж ты сама решай, как тебе быть.

Паула молчала. Он услышал, как она проглотила слюну и, поборов волнение, проговорила почти спокойно:

— Ну что ж, пусть ждет нас.

И, взяв старика за руку, отвела в лагерь, откуда доносились запахи костра и еды. Когда они подошли, Дамасо как раз сердито выкрикнул:

— Раз нет вожака, ему же хуже! Наваливайся, братцы, на жратву, самая пора! Хе! А вот и музыкант подоспел с королевой сплавщиков! Флягу сюда, начнем веселье!

Американец не мог быть рядом с ними, хотя и находился неподалеку. Возвращаясь из часовни, он шел вверх по косогору, к замку, охваченный единственным стремлением: как можно дольше оставаться наверху, где не так давят со всех сторон горы. Добравшись до вершины, он прошел под сводом и вышел на большой старинный плац, окруженный развалинами древних стен с остатками зубцов.

Впереди, на фоне бледного неба, он увидел Шеннона, наблюдавшего за тем, как всходит луна. Огромная, печальная, кроваво-красная, превратившись постепенно из дуги в идеальную окружность, она оторвалась от земли и всплыла из-за гор.

— И вы тоже… — тихо сказал Американец.

— Что тоже? — улыбнулся Шеннон, оборачиваясь и не слишком удивляясь его появлению.

— Как бы это сказать… Бежите, ищете здесь уединения, убежища… как я… А остальные внизу.

Они помолчали, пока луна поднималась по небосклону. Свет ее словно сгущался, и, казалось, развалины заливает лунное озеро.