Хосе Сампедро - Река, что нас несет

— Кто его знает! Он никогда ничего о себе не рассказывал. Мы даже не знаем, кто он.

— Поговаривают, будто у него на груди нашли запечатанный конверт, и его забрал алькальд, чтобы переслать по адресу.

— Но это неправда, сеньор. Пустая болтовня. Он часто заходил к нам в дом и говорил, что не хочет оставлять по себе память и мечтает только умереть в мире. Он всегда повторял: «Жить — значит идти к смерти». И прав был. Теперь господь бог прибрал его к себе.

Американец спросил у старух, как пройти на кладбище, и отправился туда, напоследок еще раз услышав щелканье ножниц. Дойдя до небольшого участка земли за кирпичной оградой, напоминающего загон для скота, он толкнул калитку, едва державшуюся на петлях. В глубине стояла маленькая часовня. Справа был домик с открытой дверью, служивший складом, а против него — еще один, где хранились инструменты и веревки. Там-то, на каменном столе, в гробу, сбитом из некрашеных сосновых досок, лежал покойник.

В домике царили полная тишина и летний полумрак, сквозь который просеивался золотистый солнечный свет. Пахло камнем, землей, затхлостью, но не разложением, покойник лежал равнодушный ко всему, отрешенный от мира. Американец удивился, увидев, что на покойнике обычный крестьянский костюм — брюки и куртка из черного вельвета — вероятно, кем-то пожертвованный. Но вместо рубашки грудь его прикрывал кусок бурого холста, на котором, свисая с шеи, лежал маленький крестик — две связанные веточки. Умерший был человек рослый, в прошлом, наверное, довольно тучный. Теперь щеки его ввалились, костлявые руки были обтянуты кожей. Пальцы с уже посиневшими, но чистыми ногтями были спокойно сцеплены.

Американец перевел взгляд на его лицо, окаймленное седыми волосами и густой бородой. Спутанные, но опрятные пряди обрамляли лоб. И хотя уже очерчивались резче глазные впадины и скулы, на лице этом не было никаких следов напряженности — казалось, покойнику без труда закрыли глаза и рот. Он казался естественным, словно человек, спящий безмятежным сном. Особенно губы — легко сомкнувшиеся в последнем вздохе покоя и утешения.

Американец никогда прежде не видел этого лица. Напрасно вглядывался он в покойника, надеясь его узнать. Ради этого пришел он на кладбище. Но тщетно воскрешал он в памяти людей и военные походы в Америке — лицо покойника оставалось чужим. Он смотрел и смотрел на него, один в этой келье, и наслаждался царившим здесь миром. Все проблемы, все то, что люди называют проблемами, осталось за стенами кладбищенского домика.

Американец продолжал напряженно вглядываться в это лицо, и вдруг у него возникло смутное ощущение, будто он различает в нем какие-то знакомые черты. Да, да, он где-то видел его раньше. Надо только представить его себе лет на десять моложе, а может быть, и больна… Сколько лет могло быть этому человеку? Трудно сказать: задолго до того, как он умер, время не трогало его. Возможно, лет пятьдесят, а может быть, и семьдесят. И чем дольше он ломал над этим голову, тем явственнее становилось сходство. От напряжения на висках у Американца проступил пот. Каким был этот человек лет десять, пятнадцать назад?.. Не будь этой бороды и длинных волос…

О, господи! Его вдруг охватил ужас, и вместе с тем сразу стало легче оттого, что он раскрыл тайну. Сомнений не оставалось: чем больше вглядывался он в усопшего, мысленно откинув седые волосы и представив себе его губы и очертания подбородка, тем явственнее видел себя таким, каким был когда-то, каким был запечатлен на фотографии, которую хранил долгие годы. Это было невероятно. «Но разве в глубине души, — подумал он, — не ожидал я обнаружить здесь почто необъяснимое, странное?»

Как он не догадался сразу, с первой же минуты? Конечно, это он сам! Его лоб покрылся холодным потом, пока он призывал на помощь все свое спокойствие. И вдруг его осенило. Он должен это сделать, во что бы то ни стало. Только так сможет он рассеять сомнения и не лишиться разума.

Мысленно попросив прощения у покойника, он попытался приподнять его верхнюю губу, уже затвердевшую. Она выскальзывала из пальцев и никак не давалась. Он еще раз дернул ее вверх, почти с ожесточением, чтобы увидеть зубы. Нет, это был не он. Не было золотого зуба там, где ему полагалось быть.

Он отдернул руку. Приподнятая, как в зверином оскале, губа опустилась, и лицо снова стало спокойным. Американец тотчас почувствовал, как придуманное им сходство рассеивается. Этот человек совсем не походил на него, разве что оба были приблизительно одного сложения и возраста. Покойник выглядел как человек, много переживший и получивший наконец вознаграждение. Он лежал, отрешенный от всего, равнодушный, нашедший в смерти мир. Теперь Американец заметил у него под подбородком шрам. Вероятно, оставшийся с войны. Нет, между ними не было сходства, и то, что он думал, вернее, чуть не подумал, было невозможно. Наваждение можно объяснить жарой, странными развалинами замка и тем, как он испугался, услышав слова старух… Но… их было три: одна пряла, другая сматывала нитки, третья — вязала… Да и почему, собственно, не мог умереть другой Американец, утративший покой несколько лет назад? Возможно, его сейчас хоронил бы брат Хустино с той же легкостью, с какой он управлял камнями или ходил по земле, едва ее касаясь.