— Ничего не поделаешь, — смиренно отозвался слепой. — Какой ей интерес подходить к старику…
— Хе! А что, есть приманка для тех, кто подойдет?
— Ты уж не выдавай моих секретов, сынок, — захохотал старик. — По правде говоря, попадался кое-кто и на мою удочку… Они не знали, что может учуять мой нос… Можно сказать, я вижу им! На что мне глаза! Глаза обмануть легко. Теперь этому все научились. Прикроют, что надо, и готово дело. А вот запаха не скроешь.
— Это у вас от рождения? — полюбопытствовал Кривой.
— Нет. Я сделал себя слепым в восемнадцать лет.
— Сами?
— А что тут такого? И ничуть не жалею. Там, где я родился, многие болеют трахомой. Бывает, родители нарочно заражают детей, ради их же блага, чтобы они потом получали пенсию и жили спокойно. Долго я не отваживался, но наконец решился… Не хотел, чтобы меня забрили в солдаты… А может, и не потому, уже не помню.
— Но вы теперь ни на что не годитесь!
— Не гожусь? Я? Может, только для работы. Раньше я был поденщиком, гнул спину от зари до зари. А теперь научился играть на свирели и просить жалобным голосом милостыню. Вот и скажи, что лучше. А для остального я так же пригоден, как и все.
— Черт возьми! — не унимался Сухопарый. — Откуда вы знаете, что блондинки пахнут так, а брюнетки эдак?.. Я замечал, что они пахнут, а вот разницы учуять по могу.
— Хе! Да они у тебя все на один манер.
— Ты что же думаешь, сынок, у меня баб не было с тех пор, как я ослеп? Может, еще и побольше стало! Быть слепым очень выгодно на нашем свете!
— Почему?
— Не говори ему, дед, — пошутил Балагур, — а то чего доброго глаза себе выколет.
— Почему выгодно? Слепому больше доверия… Прихожу, к примеру, в дом, мужа нет, вот они и доверяются бедному слепому, потому что он не причинит им вреда. Как же, на улице встретит — не узнает… Вот они и проходят мимо, будто знать тебя не знают, ведать не ведают. К тому же, — заключил он, смеясь, — грешат-то они из сострадания.
Сплавщики тоже рассмеялись.
— Уж лучше так, скажу я вам… — продолжал старик. — Людям я жалуюсь на свою судьбу, а перед вами не стану кривить душой. Мы ведь одного поля ягодки. Немало лакомых кусков перепадает мне взамен моих глаз.
— Но ведь у вас жизнь опасная, — проговорил Балагур. — Можете оступиться, упасть…
— А разве у зрячих она не опасная? Да вот взять хоть случай, который произошел у плотины, где я вчера проходил.
— А что там произошло? — встревожился Американец.
— Забойщика завалило камнями во время работы. Даже откопать не смогли.
Трое сплавщиков, ходивших вместо с Американцем к плотине Энтрепеньяс, переглянулись. Четырехпалый спросил:
— Его не Маркосом звали?
— Уж не знаю, как его звали. Но кто бы он ни был, глаза его не спасли.
Наступившую тишину прервал Дамасо.
— Схожу за флягой, что-то долго не несут.
Он подошел к обозу, поискал что-то и вернулся с головным платком Паулы, который она не повязывала с тех нор, как потеплело.
— А пн-ка, дед, что тебе говорит этот запах?
— Не смейте! Я не хочу! — запротестовала Паула, тщетно пытаясь отнять платок.
— Дамасо! — прорычал Антонио, выступая вперед.
Американец тоже поднялся, насторожившись.
— Черт подери! — вмешался Сухопарый. — Чего это вы все повскакали? Мы ведь шутим!
Антонио сдержался, не желая выдать себя и повинуясь взгляду Паулы.
— Не бойся, дочка, — сказал слепой, — я тоже знаю, что такое воспитание… Уф-ф-ф! — понюхал он платок. И приложив его к лицу, еще раз повторил: — Уф-ф-ф! — Затем помолчал немного и воскликнул: — Кто же он, кто же этот парень?
Паула одним прыжком подскочила к нему и вырвала платок. Она была в бешенстве.
— Ну и язык у тебя! Истинно без костей!..
— Кто же оп? — злобно спросил Сухопарый. — Черт возьми! Нюхай нас сейчас же, всех подряд!
Шеннон, стремясь все обратить в шутку, сказал:
— Зря стараешься, Сухопарый. Охота ему нюхать мужчин.
— И то верно, неохота, — засмеялся старик.
— Ба! — вскочил Балагур. — Разве вы не видите, что он нас дурачит? Как это по запаху можно столько узнать!
— Ясное дело, нельзя, — напустив на себя серьезный вид, согласился слепой, избегая новых вопросов, — но ведь надо же как-то развлечься. Пусть девушка меня простит, если я ее обидел. А за вино, которое я сейчас выпью — ах, как оно пахнет! — я сыграю вам что-нибудь на свирели.
— Давай, давай! — обрадовался Балагур.
Слепой поднял флягу в воздух и воочию доказал, что пить вино он умеет не хуже других. Затем, причмокнув языком, утер рукавом губы, достал из котомки тростниковую свирель, приладился, и вдруг из нее хлынула звучная кастильская хота. Балагур забарабанил в такт по пустому котлу, и пошло веселье.
Читать дальше