Этери Чаландзия - Уроборос

Нина не сразу поняла, что уже который раз пропускает зеленый, в задумчивости стоя на светофоре. Почему она решила, что Егор не такой, как все? Почему поверила, что там, где практически всех поджидал провал, они проскочат и увернутся? Шанс был ничтожным, лазейка крошечной. И они застряли. Чуда не произошло.

Она все-таки перешла через дорогу. Спустилась вниз к реке. Слева за кованой оградой стояла церковь. Нина приблизилась, помялась в сомнениях перед входом и все-таки решила зайти. Службы не было. Продавщица в платке перебирала и перекладывала свечи, покупательница рылась в кошельке, вылавливая мелочь. Высокая женщина в темных очках стояла в стороне перед иконами. Нине она показалась знакомой. В углу обирали воск с подсвечника и отчаянно шептались, поглядывая на женщину в очках, две церковные старухи. «И здесь одни бабы», — подумала Нина и отошла в сторону. У нее не было денег на свечи, и она неуверенно чувствовала себя в церквях, была скована, не знала, как себя вести. Она встречала людей, которые переживали особенные чувства в храме, были убеждены, что говорят с Богом и тот слышит и отвечает им. Только здесь их сердце успокаивалось, а на душу снисходила благодать. Нина была словно замотана в пленку и ничего такого не ощущала. Она даже не могла с уверенностью сказать, были ли этот непроницаемый кокон ее защитой или могильником.

Она постояла, с надеждой глядя на свечи и образа. Ведь даже за некрещеных молились. Но святые смотрели куда-то вдаль. Нина невольно обернулась. За спиной тоже были иконы. Угодники и чудотворцы замечали только друг друга, их взгляд проходил сквозь человека, и о том, что они в нем видели, они молчали. Она вздохнула. В той церкви в лесу они пошли на обман. Нина винила не только Егора, но и себя. Она могла вмешаться, возмутиться, все остановить, но не сделала этого. Не смогла и не захотела. Пусть они и были самозванцами на том празднике, но происходящее очаровало ее. Они клялись друг другу в любви и верности, и вот это: «…пока смерть не разлучит нас», — казалось совсем не страшным. Да, они пошли на обман, но что, в сущности, значили формальности перед лицом вечности? Они искренне мечтали всю жизнь провести друг с другом и стремились заручиться поддержкой высших сил. Что из этого получилось? Ничего.

Нина вышла из храма и побрела сначала вниз к реке, потом мимо высотки, через сквер, дороги, перекрестки, вдоль Яузы. Плохая река. Говорили, что темными ночами сюда свозили и сбрасывали подальше от людских глаз оружие, улики, а иногда и трупы. Нина облокотилась о перила. Возможно, где-то там подо льдом мертвецы и рыбы смотрели друг на друга в темноте и друг друга не видели. Среди них стояли и они с Егором, и их глаза были холодны, как мертвая зимняя вода. Что они могли? Ровным счетом ничего. Даже дотянуться друг до друга теперь было невозможно.

— Мама, мама, смотри, какая тетя странная! — завернутый в теплый платок ребенок неопределенного пола тянул расфуфыренную женщину и тыкал пальцем в Нину. Но мама была сосредоточена на дороге и своих сапогах на шпильках, меньше всего ее сейчас интересовали какие-то чужие тети. Нина посмотрелась в окно автомобиля. Отражение, и правда, было так себе. Она рассеянно поправила шапку.

Да, они оба искали виновного, и каждый не хотел им оказаться. Виновник должен быть всегда. Козел отпущения. Разменная монета, за которую другому отпускаются все грехи. Кто виновен, тому и страдать. Нина понимала, что проиграет. Ее любовь к Егору стала тяжелой и неудобной для него, она многого требовала, от нее невозможно было отмахнуться и отказаться, она больше ничего не давала, давила к земле ее, его, их обоих. Он устал и признал ее виновной.

Нина всегда знала, что Егор ее предаст. Она подозревала, что, если между ним и счастьем что-то встанет, он перешагнет через любое препятствие. Через любого. Понадобится — и через нее. Егор умел ходить по трупам. Переизбыток такого неудобного понятия, как совесть, осложнял победительные настроения, но и здесь он знал, что делать, и все валил на женщин. Они всегда приносились в жертву чувству вины. Ну что ж, в этой очереди она была не первой и не последней.

Неожиданно для самой себя Нина вдруг закричала. Купола и башни церквей тянулись к небу, и хотелось верить, что и небо тянется навстречу к ним. Она закричала так, словно с размаху бросила камень вверх. У нее не было упреков или слез, просто на мгновение показалось, что этим криком можно что-то изменить и исправить. Но небо осталось равнодушным. Взлетела в воздух пара испуганных голубей, пешеходы обернулись и заспешили прочь.