Этери Чаландзия - Уроборос

Он не стал брать такси, на выходе под парами уже стоял 109-й автобус. Через двадцать минут он был в районе Шарлоттенбурга и, удаляясь от Кудама, зашагал в сторону знакомой улицы. Там в старом берлинском пансионе его ждал знакомый номер. Они немного поболтали с хозяйкой, симпатичной блондинкой. Ее муж вечно в делах носился по городу, а она скучала в бюро, дожидаясь с ключами гостей и решая проблемы в пансионе. Егор пожаловался на погоду в Москве, узнал, что итальянский ресторан на углу закрыли, три брата-сицилийца окончательно разругались и продали бизнес. Они посетовали на цены и жизнь, Егор взял ключ, раскланялся и направился к себе. Спасибо, она ничего не спросила про жену. Может, что-то почувствовала? Хотя ей-то какое было дело. Егор посмотрел на часы. Еще оставалось время принять душ и перекусить в кафе где-нибудь неподалеку.

Медленно и осторожно, словно в номере скрывалась опасная змея, он вошел внутрь. Нины там не было и быть не могло, но он все равно входил украдкой, поджав хвост. Казалось, они здесь провели полжизни. Большое окно выходило во внутренний двор. В центре стоял огромный каштан в четыре этажа ростом. Весной он обрастал пирамидками соцветий, вокруг него вились птицы всех мастей и по утрам надсадно кричали горлицы. Сейчас каштан спал, дожидаясь тепла и света.

Егор повалился на кровать. Нет, ну нашелся любитель острых ощущений! Прилетел в Берлин сам, хотя кого угодно можно было послать с этими бумажками, более того, их могли подписать и значительно позже, уже в Москве. Но он хотел оказаться здесь, в этом городе, районе, гостинице, в одиночестве, впервые без нее, без Нины, без камня на шее. Ему надо было освободиться от нее, обнулить память, обновить кровь. Полежать на тех же кроватях, посидеть в тех же кафе, выгнать и выветрить ее стойкое присутствие из своей жизни. Егор не был жестоким человеком, но когда он понимал, чего хотел, он действовал. Десять лет назад он понял, что на Нине надо жениться. Сейчас, похоже, настало время уходить. И он делал все для того, чтобы исчезло вот это «похоже». Не тосковал и сомневался, а взял билет и отправился наводить свой порядок. Он прилетел в Берлин, потому что здесь все начиналось. Потому что этот город так много значил для нее, для них. Но не было больше «их», и надо было обезопасить себя от «нее». Егор встал и вышел в ванну.

Разглядывая свое гладко выбритое лицо в зеркале, он вдруг всмотрелся в него с удивлением, словно сам себя не узнал. Но это был он. Собственной персоной. Средних лет полумуж, на день сбежавший ото всех женщин. Небольшая ссадина на скуле почти поджила. Он сбрызнул ладони одеколоном, растер и похлопал себя по щекам. Ничего, друг. Пусть окончательно оторваться и не удастся, как ни старайся, поджидающая смерть — тоже женщина, да еще с косой, но тем слаще аромат вырванной свободы.

Наслаждайся!

— Нина! — отчетливо раздалось откуда-то из-за холодильника.

Нина обернулась на звук, хотя было очевидно, что она одна в квартире. Ну вот, теперь еще и голоса. Мало ей было всего остального.

Мысль о том, что она бесцельно зависла во времени, появилась у нее, когда в своем очистительном порыве Нина вывалила столовые приборы из ящика на стол и долго смотрела на эту мутную кучу. Взяла вилку. Может, бросить все к чертовой матери и уехать? Нет, не просто уйти на прогулку, а улететь, например, в… Берлин? И гулять не в этом оцепеневшем от мороза и грязного льда городе, а кружить на велосипеде по Тиргартену. Да, отъезд стоил денег. Кстати, о деньгах. А сколько их у нее осталось? Она забрала из дома пену для ванны, а о средствах не позаботилась. О них всегда заботился Егор. Похоже, настало время от этого отвыкать.

Нина положила начищенную вилку обратно на стол. Рядом с ней гора немытых приборов выглядела удручающе. Чистилище. Черт-те что… Она машинально взяла следующий предмет и принялась натирать его содой. Авгиевы конюшни можно было отмыть и по частям, понемногу и по-тихому, как эти приборы, один за другим, шаг за шагом, вилку за вилкой, день за днем. Егор так не умел. Он бы надорвался. Мужчине проще сломать, чем перестраивать. В один прекрасный день он все для себя решил, перегородил плотиной реку, и лишнее просто смыло потоком воды. Конюшни были вычищены, и все бы хорошо, только вместе с грязью вынесло и ее. Или она сама и была этой грязью?

Еще одна вилка, ложка, теперь нож. Конечно, ей было жаль себя. Жалко до слез. Ночью спросонья Нине казалось, что Егор, как прежде, обняв ее, спит рядом. Вставая по нужде, она натыкалась в темноте на чужие стены и двери, расставленные в непривычных и неправильных местах. Она билась о препятствие, не понимая, какая сила мешает ей двинуться вперед. Накануне она расшибла руку, сильно ударившись о стол, словно по волшебству возникший в неожиданном месте. «Егор-Егор», «Егор-Егор» постоянно щелкало в ее голове, метроном словно был заведен на его имя. Все менялось, но было не так-то просто выдрать из себя эти часики. Они тикали в пустоте ожидания. Теперь Нина могла только вилки натирать и надеяться, что все само собой разрешится. Что Егор однажды приедет, с удивлением оглядит ее дом, несмотря на все ее усилия, все еще похожий на военный двор, хлопнет ее по затылку, дескать, ну что же ты творишь, и увезет домой. Сон закончится. Колдовство пропадет. Но Егор не приезжал и колдовство не пропадало. Она бросила вызов, но не рассчитала сил.