Кирилл Гольцов - Дом на цилиндрах

— Так вот, растлитель, как выясняется, закрывал своё лицо именно этой твоей фотографий, что девочка очень хорошо и запомнила. А вот лицо этого человека или что-то ещё о нём — нет. Так частенько бывает, что всё сознание жертвы акцентируется на какой-нибудь примечательной мелочи и больше ничего не замечает. Как бы там ни было, у нас сейчас пока нет никаких зацепок, кроме того, что преступник был с вашей фотографией. Нет ли мыслей, как этот снимок мог оказаться у кого-то постороннего?

— Честно говоря, не знаю. Мне его выслали знакомые по электронной почте, как и другим участникам поездки на Оку, а уж куда могли ещё отправить или передать, честно говоря, сказать не могу.

— Ладно, с этим вопросом необходимо поработать, и Андрей мне уже пообещал, что займётся. Вы же должны быть сейчас внимательнее, особенно после всех последних событий, и помнить одно: всё, что происходит, звенья одной цепи и, думаю, некий злоумышленник вряд ли просто так бросит свою странную затею.

Я кивнул.

— Кстати, хочу вам похвастаться моим балконом! — неожиданно рассмеялся Николай и указал в сторону смежной комнаты. — Прохлады не обещаю, даже наоборот. Зато вид очень даже ничего. И, пожалуй, давайте захватим с собой по бутылочке воды…

Николай извлёк из сумки три пол-литровые пластиковые бутылки и поманил нас за собой. Соседняя комната оказалась совсем пустой, только у приоткрытого окна стоял помятый бидон с полу истёртой бардовой кривой надписью.

— Конечно, это не лестница, но всё-таки! — воскликнул Николай, ловко вскарабкался по нему в окно и, немного покачавшись, спрыгнул куда-то вниз.

В первый момент я с ужасом подумал, что он сейчас разобьётся, ведь мы находимся практически на вершине башни, а потом увидел, как его довольное лицо опять показалось в проёме.

— Ну, чего медлите-то? Здесь же крыша!

Тогда мы, несколько затруднившись с бидоном, полезли следом и вскоре действительно оказались на плоской чёрной крыше. Здесь жар стоял такой, что я в первое мгновение буквально задохнулся от горячего ветра, ассоциирующегося только с пустыней. Кажется, воздух вокруг плыл, и я ничуть не удивился бы, став свидетелем самого реалистичного миража. По крыше были разбросаны несколько гудящих вентиляционных систем, а впереди, на небольшом возвышении, стояли две огромные спутниковые антенны. Не хотелось бы длительное время пребывать рядом с ними, хотя они и были обращены в другую сторону, но Николай, идущий впереди, вёл нас к небольшому закутку, где стояли развесистые симпатичные пальмы. Их плетёные горшки располагались настолько близко друг к другу, что казалось, это прямо какой-то крохотный оазис в пустыне, где чудом можно было передохнуть и хоть немного укрыться от жары.

— Не хочу хвастаться, но даже здесь они чувствуют себя очень комфортно, хотя и приходится их постоянно протирать от пепла. Представляете, даже вот эти кадки с водой для полива я вынужден накрывать фанерой, иначе вода от летящей с неба гадости становится прямо-таки зловещей!

— Что же, а ты, смотрю, неплохо здесь устроился! — усмехнулся Андрей. — Вот здесь, в тенёчке, можно прямо лежать с ноутбуком, особенно по вечерам.

— А я именно так и делаю!

Некоторое время мы созерцали пальмы, потом аккуратно прошлись по кромке крыши, огороженной миниатюрной погнутой оградой, которая скорее манила её переступить, чем препятствовала этому, и вскоре опять вернулись к оазису, наотрез отказавшись приближаться к антеннам. Может, вблизи там что примечательное и было, но не настолько, чтобы получать лишнее облучение. Разговор вскоре коснулся совершенно посторонних и непонятных мне тем, поэтому, будучи тактичным человеком, я остановился на некотором отдалении от Николая и Андрей, лениво наблюдая за их дискуссией и щурясь на огромный оранжевый диск солнца, заволочённый чёрно-серым дымом, кажется, клубящимся даже за ним. Что-то подобное мне приходилось видеть у луны, но никак не у солнца в разгар лета московским днём — на самом деле это лето не переставало удивлять и пугать.

Андрей поднял вверх руку, на что-то указывая, и тут я услышал рокот приближающегося вертолёта. Это патрулирование стало уже настолько привычным, что не вызывало абсолютно никаких эмоций, пожалуй, кроме одной — ощущения нависшей опасности и беды. На днях я где-то читал, что из-за лестных пожаров в Подмосковье погибло около двух тысяч человек, и эта цифра производила тягостное впечатление, пусть речь и шла о каких-то абсолютно посторонних мне людях.