— Да, диди, — ответила с неожиданной покорностью в голосе Гури-ма. Взглянув на нее, я заметила, что на ее губах появилась едва заметная улыбка.
— А ты, девочка, — сказала мне Пиши, — иди в ванную, возьми шампунь и смой остатки краски с головы. Это потеря для Саньялов, а не для тебя. У тебя вся жизнь впереди, и такой головокружительный успех, что у них рты откроются от изумления.
Услышав эти слова, я тоже улыбнулась. Пиши говорила с таким чувством, что мне показалось на мгновение: именно так всё и будет. Я наклонилась и прикоснулась к ее ногам, а затем к ногам Гури-ма и своей матери, чтобы попросить у них благословения.
— Какое же благословение тебе дать? — спросила Пиши с лукавой улыбкой. — Пожелание ста сыновей кажется мне не слишком уместным, когда у тебя больше нет мужа, правда?
И тут меня осенило.
— Пожелайте мне быть такой же, как Рани из Джанси, Королева Мечей, — ответила я. — Чтобы у меня хватило смелости ввязаться в бой, когда потребуется, как бы ни было тяжело. Пожелайте, чтобы у меня хватило сил сражаться за себя и своего ребенка, куда бы ни забросила меня судьба.
— Благословляем тебя, — сказали мамы.
В душе я старательно соскребла остатки красной краски на лбу и в волосах, вместе с ней я смыла и несчастье, печать долга и смертный приговор, который вынесли моей дочери. Я смыла всё, что написал Бидхат Пуруш. Слишком долго я жила по чьей-то указке. Как, оказывается, это было просто! Какой сильной становится женщина, стоит ей поверить в себя.
Я знала, что этот подъем пройдет. В будущем меня ждало много бед и сомнений. Но, несмотря на это, я чувствовала необыкновенную легкость на сердце. Я подставила лицо навстречу струе чистой и сладкой воды и тихонько запела, чувствуя, как внутри меня танцует дочь, радуясь вместе со мной.
Всю неделю я спала на неудобном бугристом диване, куда сама себя сослала. В первую ночь Сунил пришел и сказал, чтобы я возвращалась в постель к нему, но я попросила его оставить меня в покое, и он больше не пытался вернуть меня. Я очень плохо спала, каждую ночь меня беспокоили сны, в которых я видела лицо Судхи, то появляющееся, то исчезающее в рваных тучах. Иногда она о чем-то просила меня, иногда плакала, а иногда просто смотрела широко распахнутыми глазами, полными страха. Каждое утро я просыпалась с болью в спине и ощущением сдавленности в груди. С тех пор как Судха приехала в Калькутту, я разговаривала с ней два раза, и оба раза у нее было хорошее настроение. Тем не менее я не могла забыть слова Сунила. Может, я приняла неправильное решение за Судху, сбитая с толку американскими феминистическими понятиями «хорошо» и «плохо». Может, я обрекала ее на жизнь в одиночестве?
За неделю я погрузилась в депрессию еще сильнее, уверенная, что разрушила жизнь Судхи. Этим утром я поставила перед Сунилом чашку кофе в угрюмом молчании. И не сказала ему «до свидания». А когда он попытался поцеловать меня, отвернула лицо.
— Ангел! — воскликнул он, всплеснув руками, и ушел.
Но вечером Сунил вернулся с букетом ирисов, которые я так люблю за глубокий синий цвет, и, обнимая меня, прижал к себе на лишнюю секунду.
Все это напомнило о том, что Судха навсегда лишилась этих моментов нежности. Но тем не менее я взяла подушки и вернулась в нашу спальню.
В тот вечер мы занимались любовью. Всё было замечательно, но меня снова охватило беспокойство. Я долго ворочалась, а потом, наконец не выдержав, села в кровати.
— Я ничего не могу с собой поделать: всё время думаю о Судхе. Надеюсь, у нее всё хорошо.
Сунил сделал вид, что спит, но по глубокой морщине, появившейся у него между бровями, я поняла, что он просто не хочет ничего больше слышать о Судхе, потому что всю неделю я говорила только о ней. Но я не могла остановиться.
— Я хочу помочь ей, а не просто звонить время от времени.
— Ты и так уже слишком много сделала, — сказал Сунил, больше не пытаясь притворяться спящим, и сел рядом. — Тебе не стоит больше никогда принимать за других подобных решений. Что, если всё пойдет не так, как ты думаешь, и через десять лет она станет винить тебя во всех несчастьях?
— Судха не никогда так не сделает! — резко ответила я, готовая к ссоре. Собственно, именно это мне и было нужно — напасть на кого-нибудь. Может быть, тогда эта тревога, не дающая мне покоя, исчезла бы. — Ты не знаешь, какие у нас отношения. Думаю, ты никогда никого не любил так, как мы любим друг друга. Судха — моя вторая половинка. Как я могла спокойно сидеть, когда ее свекровь и муж, похожий на дохлую рыбу, заставляли ее делать аборт?
Читать дальше