Читра Дивакаруни - Сестра моего сердца

Мама сказала бы, что это всё глупости. Какая разница?

Но разница была, я знала. Гуляя по террасе вечером, когда звезды казались такими далекими и тусклыми, мне становилось очень грустно. Я хотела, чтобы рядом была Анджу, мне так был нужен ее острый ум, чтобы найти верные слова для моих дурных предчувствий. Чтобы она сказала, что я права.

Самым непостижимым из всех непостижимых поступков моей свекрови для меня оставалось то, что она держала мою беременность в секрете. Вне нашего дома никто, кроме мам и Анджу, не знал о том, что я жду ребенка. Даже тетя Тарини.

— Я была уверена, что она пришлет ей телеграмму вместе с огромной коробкой конфет, которая будет еще больше той, что прислала нам тетя, — сказала я однажды Рамешу, когда он пришел на террасу, чтобы прогуляться со мной (свекровь разрешила ему гулять со мной теперь).

Но Рамеш тоже не мог понять причину такой скрытности.

— Может, она боится, что тебя сглазит какой-нибудь завистливый человек. А может, просто решила не опускаться до уровня тети, — ответил Рамеш. — Возможно, она пообещала это богине Шашти, если та дарует ей внука.

— Вот что меня тоже беспокоит, — с раздражением сказала я, — она уверена, что у меня будет мальчик. А если нет?

— Будем надеяться, что родится мальчик, иначе она совсем слетит с катушек, — ответил мой муж-инженер.

Я тут же представила, как это происходит с моей величавой свекровью, и мы оба виновато рассмеялись.

Сегодня, после того как мы попили чай, свекровь пододвинула мне через стол письмо.

— От Анджу, — сказала она, как будто я не узнала один из бледно-голубых конвертов, так полюбившихся мне. — Надеюсь, что у твоей кузины всё хорошо. Ей, должно быть, тяжело без мамы и свекрови, которые могли бы ей сейчас помогать, — добавила она добродушно.

В последнее время она всё время была мила, моя свекровь.

Возможно, я была несправедливо строга к ней. Может, именно такая она и есть, а раньше, во время визитов к врачу и поездки в храм, она была так жестока только потому, что была в отчаянии.

— Если вы не возражаете, — сказала я, вставая из-за стола, — я прочитаю его во время вечерней прогулки.

— Нет, конечно, Бау-ма, иди, — сказала свекровь.

Когда я поднималась по ступенькам, она крикнула мне:

— Только не споткнись, когда будешь читать его.

Как всегда, пробегая глазами по строчкам письма Анджу, я слышала ее голос. Радостный, сумасбродный, искренний, а сейчас еще и очень, очень счастливый. Она рассказывала, как странно быть беременной, как ей нравится это и вместе с тем раздражает. Как она, оставшись дома одна и раздевшись, стоит перед зеркалом и рассматривает свое меняющееся тело: темную полоску волосиков, тянущуюся вниз от пупка, темные блестящие соски, похожие на чернослив, который она замачивает каждый вечер, чтобы избавиться от запоров, соблазнительный наметившийся животик. «Я стала невероятно красивой или невероятно уродливой, Судха? Не могу понять». Я улыбнулась и прошептала в ответ: «Красивой, Анджу». Она ругала меня за то, что я не прислала ей фотографию после того, как в прошлом месяце получила от нее снимок. Я вздохнула. Мне придется объяснить ей, что свекровь считает, что сейчас мне нельзя фотографироваться — это могло принести несчастье.

Когда Анджу рассказала мне, как изменился Сунил, я порадовалась за нее. Может быть, теперь я смогу сбросить эту тяжесть с души, которая давила на меня с самого дня свадьбы, страх, что Анджу нуждается в Суниле больше, чем он в ней. Предвкушение отцовства вызвало в нем такие заметные перемены. Он, не задумываясь, мог сесть в машину и поехать на другой конец города, чтобы купить в магазине свежие расоголла, которые Анджу так полюбила в последнее время. По вечерам он растирал сосновым маслом ее распухшие ступни. Сунил даже открыл счет в своем кредитном союзе для ребенка (пусть им и нечего было туда класть). «Он стал похож на столетнюю секвойю, какую однажды мне показывал, — писала Анджу, — с такой ароматной корой, что нельзя удержаться и не прислониться к нему».

А потом шла моя самая любимая часть письма — про ребенка. Анджу писала, что он (или она) сейчас размером с лимон — она узнала про это из книг, которые принес Сунил. В последний раз, когда Анджу ходила к врачу, она услышала, как бьется сердце малыша. Оно колотилось так быстро, словно стремительный двигатель, в котором заключена неистовая энергия. Именно в этот момент она поняла, как сильно она любит маленькое существо внутри нее, ставшее частью ее жизни. «Я могла бы умереть за него или за нее, Судха. Я могла бы убить». Читая эти слова, я остановилась от внезапного ощущения внутри — словно густая и горячая жидкость поднималась во мне, как лава. «Я тоже, Анджу. Я тоже могла бы».