Читра Дивакаруни - Сестра моего сердца

— Что значит — не было других наследников? — перебила я Пиши. — А как же мой отец?

— Больше никаких наследников не было, — повторила Пиши безжизненным голосом, глядя в стену. — И дочь нашего дяди, единственная наследница, не собиралась продавать дом. И возможно, это даже к лучшему, писал Нараян — дом сильно пострадал во время волнений, когда мятежники пытались поджечь его. Адвокат написал Биджою, что в Кулне за ту же цену можно купить гораздо лучший дом.

— Значит, он не имеет вообще никакого отношения к нашей семье? — спросила я Биджоя. Мой голос и руки тогда дрожали от гнева. Мы так верили Гопалу. Может, он и имя это взял себе, чтобы произвести впечатление на легковерного «брата». Не только гнев охватил меня, но и боль. Я так привязалась к твоему отцу. Каждый раз, когда я подавала чай, он говорил: «Диди, твой чай самый вкусный из всех, которые я пробовал». И покупал для меня на ярмарке мои любимые сладости. Я его так любила. Да что было говорить об этом… всё оказалось ложью.

— Обманщик! Мошенник! — кричала я. — Завтра же его нужно выставить из дома. Я сама скажу охраннику. Нет! Мы отдадим его полиции, он должен сгнить в тюрьме.

Я еще много чего могла наговорить, но, взглянув на Биджоя, замолчала. Я не думала, что боль разбитого сердца может так отражаться на лице. И я поняла, что как бы сильно я ни любила твоего отца, брат любил его гораздо сильней.

Мы долго стояли с ним, не в силах сказать что-либо. Вдруг часы стали бить полночь, и мы вздрогнули, как преступники, застигнутые на месте преступления.

— Что ты собираешься делать? — спросила я Биджоя.

И он, сжав виски пальцами, ответил:

— Я не знаю… не знаю… Я не могу сейчас думать.

— Ты не должен ехать с ним завтра. Ему нельзя доверять.

Но Биджой, сжав кулаки, ответил:

— Я должен найти рубиновую пещеру. Для себя, а не для кого-то другого.

И добавил:

— Может быть, я поговорю с ним, когда мы останемся на реке наедине.

— Не надо этого делать. Кто знает, что он может сделать от отчаяния. А ты ведь даже не умеешь плавать.

Произнеся эти слова, я поняла, как мелодраматично они прозвучали. Биджой, видимо, тоже это почувствовал и, покачав головой, улыбнулся.

— Перестань, диди! Мы же не в кино. Что за мысли у тебя? Ты правда думаешь, что Гопал столкнет меня в воду и будет смотреть, как я тону?

Конечно, он был прав. Да, Гопал был лжецом и авантюристом, но он не был убийцей. Кроме того, Биджой был главой семьи, и я надеялась, что он знает, что делает.

На следующее утро перед отъездом Биджой низко склонился передо мной и коснулся моих стоп, испрашивая благословения. Он попросил всё время держать зажженную лампу перед богами в комнате для молитв. Я обняла его, шепча молитвы, и вдруг забытое воспоминание всплыло в моей голове. Я вспомнила, как когда-то я, перед тем как уйти в дом мужа, качала на руках сонного Биджоя, еще совсем малыша, вдыхая карамельный запах его волос.

Каждый день я следила за тем, чтобы лампа не погасла, и каждую ночь молилась Ганеше [30] Ганеша — в индуизме бог мудрости и благополучия. Один из наиболее известных и почитаемых во всем мире богов индуистского пантеона. и Кали, чтобы они оградили Биджоя от бед и препятствий. Но я не могла остановить той роковой телеграммы.

Сколько прошло времени, прежде чем я поняла, что Пиши уже ушла и я стояла одна на террасе? Я смутно помнила, что, закончив свой рассказ, она подошла ко мне и со слезами на глазах пыталась успокоить, обнять меня. Но я, словно окаменев, отталкивала ее.

Помню, как она сказала: «Теперь ты понимаешь, Судха, почему я не хотела тебе рассказывать». И я ответила ей: «Уходи, уходи. Оставь меня одну».

Как долго я плакала, пока не иссякли мои слезы? Я начала смеяться — горько, истерически смеяться, вдруг осознав, как призрачно и ненадежно было прошлое, оно совсем не было похоже на огромные корни баньяна, как мне всегда говорила Пиши. Прошлое было похоже на чертово колесо, огромное чертово колесо, которое мой отец раскручивал всё быстрее и быстрее, пока оно не сорвалось со своей оси и не улетело в обжигающую пустоту желтого неба.

Мой отец — обаятельный мошенник, притворщик с опасным, всех очаровывающим смехом. Человек, занесенный дурным ветром. Человек, во власти которого оказалось несколько жизней, которые он, следуя своим безрассудным желаниям, сломал, как сухие гнилушки.

И теперь я понимала: моя мать — тоже тайна.

Моя красивая мать со своим гордым выражением лица. Указывающая одним кивком, поворотом изящной шеи, насколько лучше всё было в доме ее отца. Моя мать, которая на самом деле была дочерью крестьян и стирала грязное белье в мутной реке. Она надеялась стереть свое прошлое искусным обманом.