Алексей Филиппенков - Воронка

– Да, миллиарды людей в мире ведут простой образ жизни, который теперь для нас является раем. Я тоже никогда не думал, что мне придется скучать по мягкой подушке. Это обыденности, но на войне они становятся запретным плодом, который особенно сладок.

– У вас есть дети, майор?

– Да, две дочери.

– Сколько им лет?

– Старшей восемь, а младшей месяц назад исполнилось шесть. Я сражаюсь, чтобы они смогли жить в мире. Надеюсь, что в этом мире больше не найдется умников, которые развяжут мировую войну.

– Войны еще будут, пусть и не на нашем веку, но земля еще впитает кровь своих сынов. Майор, можно вам задать личный вопрос?

– Насколько же он личный, боец? Ты задай, а я уже решу: отвечать или нет.

– В ротах и взводах все гадают, чем вы займетесь после войны, и кто-то уже делает ставки.

– Я не люблю загадывать, но скажу честно, мне уже осточертела война. Я хочу купить ферму и осесть там, встретить старость вдали от людей. Спокойная жизнь меня привлекает больше, чем карьера военного. Устал я.

– Как вы думаете, мы вернемся завтра живыми?

– Конечно, рядовой, и речи быть не может. Это наш долг, и мы обязаны его выполнить, но главное – береги себя. Что бы ни случилось, заранее выбирай цель и прячься за каждым укрытием, которое увидишь.

– Я слышал, что 102 дивизия вчера шла в атаку на северном берегу, и в живых осталось всего лишь пятьдесят человек. Представьте себе, пятьдесят – из нескольких тысяч. Каковы шансы наших трех сотен?

– Не бери в голову, солдат, это деморализует. На севере обстановка куда сложнее, чем у нас. Наша задача более локальна, чем у частей севернее.

Сказав это, майор Райнер положил солдату руку на плечо, встал и ушел дальше по окопу.

Утро, к несчастью, оказалось коварным и хранило в себе немало сюрпризов. В 8:00 начался обстрел опорного пункта Биаш, который находился недалеко от воронки Вернера и был полностью виден из нее. Немец и француз наблюдали страшную картину небытия, словно земля провалилась в ад, и все перемешалось, неся только страх и хаос. Разрывы снарядов были настолько частыми, что их уже нельзя было различать. Биаш словно сотрясался от разрушительного землетрясения. В нескольких километрах вокруг чувствовалось, как дрожит земля. Вся осевшая пыль в радиусе километра, резко поднялась, словно выбивали ковер размером с целый город. Края воронки осыпались, Вернер вжался в скат на ее дне и, прикусив кулак зубами, кричал от страха. Француз также вжался вниз, но, не подавая виду, что боится, готовился к любой ситуации. Пусть даже сейчас здесь появится что-то неземное – он не растеряется и будет выполнять свою задачу, как его учили. Канонада превратилась в монотонный гул, давящий на уши.

– Обстреливают город, – Франсуа пытался перекричать обстрел, – нас не заденет.

В траншее майор Райнер готовился вести людей в последнюю свою атаку, навстречу ветру и всей своей судьбе. Солдаты стояли в линию по всему окопу, примкнув штыки к винтовкам. Обстановка была накаленная, словно вот-вот что-то произойдет безвозвратное, и батальон стоял, словно на иголках, ожидая начала атаки. Кто-то из солдат выкуривал последнюю сигарету. Другие молвили про себя: «Ну, быстрее же, давайте уже, идем», – и это можно было прочесть по их губам, которые без звука шевелились, выговаривая слова. Издерганные и измотанные воины смотрели на солнце в последний раз, перед тем как они покинут окоп и уйдут в неизвестность. Где-то в далеких городках Германии женщины пели одинокие песни, ожидая своих детей дома, у домашнего очага, а сыновья в последний миг вспоминали о своем родном месте, запоминая каждый уголок своего дома. В эти моменты они были особенно близки с домом. В памяти всегда напоследок сохраняется лицо матери. Никто из них не гневается на свою судьбу. Они покорно принимают ее, как данное богом.

Каждую минуту младшие офицеры дергали Райнера, подстрекая его на атаку, чтобы он не томил людей, а майор лишь спокойно отвечал:

– Спокойно, господа, еще целая минута.

Секунды выглядели минутами, а одна минута целой вечностью. Натянутые струны нервов, казалось, вот-вот лопнут. Бойцы теребили свои винтовки, пребывая в напряжении. Наконец, минута прошла.

Райнер взобрался по лестнице и, свистя на всю траншею в свисток, взмахом руки ознаменовал начало атаки. Солдаты взобрались на бруствер, и одной шеренгой, одновременно первая линия побежала в сторону укрепленного пункта Биаш. Весь батальон выбрался из своей норы, в которую он был заключен. Из последних сил бойцы, держа винтовки наперевес, бежали в сторону своей цели, как вдруг из ближайшего же дома отозвался очередью пулемет, и в случайном порядке немецкая пехота начала падать замертво. Эта лавина бежала прямо на Вернера и Франсуа, словно стадо буйволов, разрушающих все на своем пути.