Заграждения? Уж не те ли это железобетонные блоки, лежавшие поперек дороги, которые убрали вчера? Конечно, будь они на прежнем месте, не проехал бы «Камаз», а взорвался бы прямо возле КПП. Тогда — и ему амба…
Старые надолбы приказал заменить командир части, генерал Бубнов. Новые положить не успели, и дорога у ворот на целые сутки оказалась открытой. За генералом установили наблюдение, и вскоре арестовали… Моложавый кавказец, не таясь, принес прямо в его служебный кабинет триста тысяч долларов.
— Ваши? — спросил Казаков, открывая чемодан с деньгами.
— Ничего не знаю… Подбросили, — угрюмо насупясь, отвечал Бубнов, коренастый мужик с круглым упитанным лицом и свирепым взглядом, широкий нос испещрен мелкой лиловой сеточкой. — Хватит шутить, майор. С огнем играешь… — Пахнет трибуналом…
— Да кто ты такой, черт возьми, чтобы мне указывать, майор? — прорычал Бубнов. — Ты думаешь, что раз с Лубянки, тебе все можно? Ты здесь не один такой умный… И учти, уехать отсюда труднее, чем приехать… — Бубнов заговорил тише: — Не лезь не в свое дело, майор, я вижу, к чему ты клонишь. Выслужиться захотелось? Под генерала дело состряпать?! Забыл, почему здесь оказался?! Один мой звонок и у тебя будут такие проблемы, которых ты в страшном сне не видел… А поведешь себя по-умному, будешь и с деньгами и с наградами, я за тебя замолвлю слово, а сглупишь — пеняй на себя…
Казаков усмехнулся.
— Вы не поняли, генерал, речь сейчас не обо мне, а о вас…
— Все я понял, и ты меня понял… Мы друг друга хорошо поняли. Станешь под меня копать, я тебя закопаю… Помяни мое слово… Казаков молча приставил пистолет к запревшему лбу генерала.
— Не выстрелишь, майор… — нагло глядя Казакову в глаза, усмехнулся генерал. — У тебя таких прав нету. А вот выдерут тебя за меня — это точно. Так что забирай сколько в карманы влезет и вали-ка ты отсюда в свое управление. Понял?
— Понял, — ответил Казаков и спустил курок. Прозвучал сухой выстрел, время остановилось в глазах генерала, он обмяк и повалился на стол.
«Вот так надо было и тогда в Москве, со Щукиным, — подумал Казаков. — По справедливости…»
Вскоре Казаков был отозван в Москву. Смерть генерала списали на чеченских снайперов.
Мы долго боролись и долго искали,
И болью догадки полны,
Что всех нас, наивных, когда-то изъяли
Из дальней чудесной страны.
Живёшь, поступаешь, как все и как надо,
От жизни не ждёшь ничего;
Но вдруг к твоим окнам причалит корабль —
Не медли, взойди на него!
И пусть остаются все «рано» и «поздно»
За бортом того корабля.
Он курс безошибочно держит по звёздам,
Плывёт без ветрил и руля.
И светлой печалью сменяется горе,
Всё глуше тяжёлый прибой;
И кто-то смеётся над ласковым морем,
И нежно зовёт за собой.
И близится миг исполнений желаний,
И вот уж, глядите, видна
Сквозь дымку мечтаний, туман вспоминаний
Волшебная эта страна.
Там игры дельфинов и чаек плесканье,
Там людям неведома боль,
Там алыми шхуны горят парусами
Для каждой счастливой Ассоль!
Жалобно кошка мяучит,
Жалобно петли скрипят;
Дождик из серенькой тучи
Моет заброшенный сад.
Из обезлюдевшей кухни
Сладким не тянет дымком;
Мокнут забытые туфли
Под почерневшим крыльцом…
И переполнена бочка
Праздной холодной водой,
Н а сторону скособочена —
Лопнет, бедняга, зимой…
Дальним гудком электричка
О расписанье поёт,
Только никто по привычке
Не ускоряет свой ход.
Лишь в переплётах оконных
Стёкла в ответ дребезжат,
И с нежилою истомой
Петли калитки скрипят…
Минет липкое лето,
Канет хлипкая осень,
Истомлённое тело
Передышки запросит.
С каждым вечером вечер
Как изюм разбухает,
В загорелых плечах
Угольки остывают.
Бесполезно унынье
Опечаленной плоти,
Коль родная земля
Лик от Солнца воротит.
Спите, дети России…
В вашем сне серебристом
Струйки летнего ливня
Барабанят по листьям,
В тополях зарождается
Пуховая пурга,
И медовой испариной
Дышат луга…
Был город как город и вдруг его
Посетил великий колдун.
Как все колдуны, был нелюдим,
Высокомерен, угрюм.
Читать дальше