В это время немцы стали отбирать в Парфенькове и соседних деревнях молодежь для отправки в Германию. Семья Усковых меня и молодую учительницу Татьяну спрятали у себя в подполье на картошке. А чтобы немцы нас не нашли, односельчане привели и поставили в избу маленького теленка и ящик с поросенком. Печь тетя Шура специально натопила жарко. Маленькая избушка, четверо детей, от поросенка с теленком по избе идет зловонный запах. Немцы сунутся в избу, сморщатся, пробормочут «русиш швайн» и уберутся. Так мы с Татьяной и были спасены.
Началось наступление под Москвой, немцев погнали назад. Наша деревня до войны насчитывала сто двадцать семь домов и двадцать колхозных построек. Отступая, немцы сожгли все до единого дома. Сгорело все, не осталось даже холодных построек. Часть жителей покинула деревню. Большинство же осталось около сожженных домов, спрятавшись в окопах.
Во время пожара нам с отцом удалось вытащить из дома стол, несколько табуретов, еще кое-какую утварь и поставить все это около нашего нового жилья — промерзшего земляного окопа. Мороз тридцать градусов. Ноги промокли. У папы начали отмерзать большие пальцы ног, поднялась температура. Он мучился от страшной боли. Недалеко от деревни идут бои, рвутся снаряды. Отец плачет, просит оставить его одного и уходить из выгоревшей деревни. Есть нечего, все голодные. Собираем щепки от разбитой снарядами мебели, разжигаем в окопе костерок, в ведре топим снег. В теплую воду кидаем горсть муки и пьем эту болтушку. Хорошо, что с собой был еще кусок соленого сала. Вот и вся еда.
Так в окопе мы мучились восемь дней. Бои не прекращались. Днем в окоп залетали осколки снарядов. От близких разрывов осыпались стенки окопов. Мороз пробирал до костей. Оставаться в окопе больше не было сил. Отец снова начал просить оставить его одного. Я уговорила его потихонечку двигаться к нашим.
Мы выбрались из окопа и поползли в направлении деревни Шишково. Вокруг шла стрельба, рядом взвизгивали пули. Глубокий снег не давал возможности передвигаться. Я тащила отца, положив его на какую-то тряпицу, одной рукой он держался за мою шею. Сам передвигаться совсем не мог.
Сколько метров мы отползли от нашего окопа, не помню. Но, наверное, моя молитва дошла до Бога. Когда силы совсем покинули меня, к нам подъехал на лыжах русский солдат в белой маскировочной одежде. Это был разведчик, искавший проходы в минных полях.
«Это ведь по вам стреляют! — отругал он нас. — Черная одежда на белом снегу — отличная мишень!» Солдат велел нам затаиться и уехал.
Но вскоре вернулся. За ним другой солдат привел лошадь, запряженную в дровни. На них были какие-то ящики, покрытые белой материей. Папу погрузили на ящики под покрывало, а мне приказали держаться за оглоблю и не поднимать головы из-за лошади, тоже покрытой белой тканью, чтобы не было видно немцам.
В этот день, 6 января 1942 года, в деревне Шишково для нас окончилась оккупация. Наше Парфеньково освободили позже — 17 января.
В Шишкове папу знали, нас пригласили в дом, напоили, накормили. В тепле у папы боли в ногах усилились. С трудом удалось найти лошадь, чтобы добраться до деревни Харланиха, где стоял артдивизион и была хорошая медсанчасть.
Я пришла туда и слезно молила врача о помощи отцу. Но отец не мог сам встать на ноги и дойти до медсанчасти. Пришлось ждать прихода с передовой машины скорой помощи. На ней папу привезли в медпункт, где ему ампутировали большие пальцы на ногах. И снова отвезли в тот дом, где мы остановились.
В этом доме кроме военных расположилось еще восемь семей из нашего Парфеньково, поэтому можно было только стоять, так было тесно. Стоя, искали друг у друга вшей. Лишь для папы отвели в углу место, где он мог лежать. Его увозили на перевязку и привозили обратно.
Прошло столько лет, но и сейчас мне страшно вспоминать об этом.
Когда мама с сестренками вернулась из эвакуации, она не узнала меня. Соседи говорили, что я выглядела старше ее.
Ярополец освободили в январе 1942 года, и мы с отцом перебрались в это село и остались там жить.
Стояли сильные морозы, но молодежь по двое суток не заходя домой, чистила от снега дорогу, по которой шли машины с боеприпасами в сторону фронта.
В марте меня вызвали в сельсовет и говорят: «Нужно культуру на селе восстанавливать. Ты девушка активная, и комсомол поручает это тебе».
Я даже не знала, с чего начинать.
Выделили помещение — жилой дом без окон, без дверей, крыша дырявая, фундамент разбит. Собрала ребят, пошли по окопам, землянкам, насобирали досок, горбылей. Заколотили оконные проемы, нашли дверь, сложили печку-времянку, грели руки. Ноги же примерзали к полу — там гулял ветер. Когда на улице стало теплее, намесили глины с мякиной и сделали фундамент на весь дом. Электричества, как и во всех окружных селах, не было: фашисты, покидая Ярополец, взорвали электростанцию.
Читать дальше