Журнал Поляна - Поляна, 2013 № 02 (4), май

С тех пор он вроде как сам в себе замкнулся. Дашь ему подзатыльник — даже не посмотрит, как раньше — со страхом, а голову свою круглую опустит, исподлобья зыркнет. Посылали его как прежде на добычу. Русского пошлешь — украдут или зарежут, а этого чуть ли не бесплатно одаривали. Отъелся он за пару месяцев, плотный стал, морда с отливом, косится злобно, но молчит, носит исправно.

А под конец зимы исчез. То ли убили, то ли сбежал. Неделю ждали, что «духи» голову подкинут. Не подкинули. А еще через неделю снайпер чеченский объявился. Да по ночам, сволочь, стал так донимать, словно знал, в какое время куда стрелять надо.

От казармы до сортира через весь плац топать… Вот по плацу снайпер и бил наугад в темноту, а то по крыше казармы начнет стрелять — пули об бетон, как гайки стучат. Не уснешь… От тамошней воды, да пуще от страха животами все мучались. А кому охота под пулями бегать? Прикинули — откуда бьет? Вокруг нас дома низкие. Одна только высотка на весь район. Ясно, значит, оттуда работает, либо из окна, либо с крыши.

Собрали группу — человек десять, я старший, — и к высотке. Всех жильцов, кто там был, перетрясли, с каждым поговорили. Зачем, спрашиваем, нам ответный огонь открывать? А ведь можем… Но что будет, если, скажем, мы из танка да по дому? Кому попадет — неизвестно. Сдайте снайпера, знаем — отсюда работает. Молчат. Некоторые, видим, сами не прочь в нас пострелять, а другие чеченов боятся. Да тут одна тетка сказала, что, мол, недавно стал приходить, чужой, раньше не видели его. Приходит вечером, как стемнеет и на крышу лезет. Просила не стрелять из танков, у нее окна как раз в нашу сторону смотрят. Она и ночевать боится, только и ждет, что вот-вот шарахнут. На ночь уходит к сестре, та через квартал живет.

Оставили в ее в квартире бойцов, на чердаке засаду устроили и возле дома, чтоб никто предупредить не успел снайпера. Сижу я в кустарнике, только стемнело, гляжу, топает; и уж больно походка знакомая, но узнать не могу, брода густая, голова бритая… А он шасть в подвал. Вылезает — в руках винтовка. Я по рации ребятам передаю: встречайте, мол, родимого… И сам за ним следом — в подъезд. А там уж шум. Стали брать гада. У него винтовка — с ней на лестнице не повернешься. Бросил он ее, нож выхватил, — тут его и шлепнули. У кого-то из ребят нервы не выдержали. Припомнили ему ночные страхи. Он и пикнуть не успел, как мордой о бетон шваркнулся. Перевернули, посветили, так и есть — лежит перед нами бывший доблестный боец Каюмов, а ныне вражеский снайпер и моджахед…

А высотку эту потом все-таки взорвали…

Капитан Рыков вытер руками сальные губы, стряхнул крошки с колен…

За окном проплывали грязные пустыри, бетонные сваи, брошенные полуразрушенные дома. Поезд подходил к Грозному…

У вокзала ждали подрыва; составы регулярно шли под откос. Но на сей раз обошлось…

Дальше вертолетом. Внутрь железного пинала с винтом набилось человек десять новичков — сонных, опухших, молчаливых.

— Менты? — обернувшись, спросил летчик.

— Опер а , — отозвался Казаков.

— Ага! — кивнул летчик. — Кому-то в голову пришла светлая мысль наладить в горах розыскную работу — так, ребята?

«Вертушка» взревела, качнулась, задрала хвост и понеслась, бешено кренясь на виражах. Казаков перекатывался от одного борта к другому, как мыло в корыте, порой различая каждый камушек на мелькавшем в иллюминаторе горном кряже…

Внезапно болтанка прекратилась, корыто еще раз качнуло и стукнуло о землю. С позеленевшими лицами вывалились на белый свет потрепанные бойцы.

Двое летчиков уже курили возле машины.

— Нормально долетели», — усмехнулся один.

— Даже странно, — кивнул другой.

«Как же они обычно летают?» — думал Казаков, заходя под бетонные своды укрепления.

Трое суток опера допивали оставшуюся водку. Ночами по бетонной крыше щелкали пули, словно это мальчишки, сидя на окрестных деревьях, кидались камушками. В ответ с грохотом огрызалась в сторону гор артиллерия. Снаряды проносились над казармой и рвались вдалеке.

На четвертый день Казакова уже видели на плацу. Страх притупился. Могучий Кавказ, далекий, невидимый из Москвы, теперь был повсюду, нависал над головой, заслоняя небо и свет, грозя величественно, страшно и красиво.

Обстрел начался внезапно. Первая мина ухнула на плацу. За ней, взбивая бетонную крошку, посыпались еще и еще. Воздух наполнился пороховой гарью. Бойцы нырнули в укрытия.