Журнал Поляна - Поляна, 2014 № 01 (7), февраль

— Помогите мне, Олечка Михайловна! Он вас послушается! Он гонит меня домой, но один он тут пропадет, я же знаю! Он в жутком состоянии. Боится людей, боится чувств, всего боится! Он даже за продуктами не выходит!

Ольга остановила этот словесный поток.

— Катя, если не ошибаюсь? Это очень странно. Я не имею к вашему другу никакого отношения! С какой стати он меня послушается?

— Он все время твердит, что вы — женщина его мечты!

(Опять эта дурацкая фраза из голливудского фильма.)

— Глупости! Не слушайте. Я даже не знаю, как его зовут. Стали с мужем вспоминать — не то Аркадий, не то Анатолий…

(Спасительные имена, за которые она цеплялась.)

— Нет, он Яся…

— Как? Это невозможно!

У Ольги сердце упало и руки похолодели.

— Ясей его зовут. То есть, конечно, Яшей. Но близкие называют Ясей. Он в детстве не выговаривал букву «ш». Как многие еврейские дети…

— Звука «ш», — машинально поправила Ольга. — И не только еврейские…

Ей хотелось, чтобы гостья ушла. Немедленно. На нее сейчас свалилось такое… Немыслимо! Непредставимо! Чудовищно! Яков Кольман — само обаяние, блестящий и элегантный, в белых импортных костюмах, которые привозил ему родственник-музыкант. Астроном, скрипач, переводчик. Любимец женщин. Влюбленный в нее до безумия, звонивший ей по ночам (что пугало и возмущало родителей), поджидавший ее у подъезда дома, возле института…

— Нет, нет! Ничем не могу помочь! Ничем!

— А вы — злая!

Слезы как-то сами собой высохли на Катиных щеках. Она напружинилась, как кошка.

— И ничего в вас такого особенного нет! Я лучше, моложе! У меня еще вся жизнь впереди. У меня еще все будет, — и дети, и любящий мужчина, и деньги. А что у вас? Мне Григорий Осипович все о вас рассказал! Вы же неудачница! Неудачливая непопулярная художница с неудачливым мужем. И ничего у вас нет, даже дачи нет!

— Да, да. Ничего нет. Даже дачи. Только уходите поскорее. И конфеты забирайте!

Ольга стала всовывать конфеты в руки Кати. Та отчаянно сопротивлялась. Коробка треснула, конфеты рассыпались по полу.

— Да тут битва! — Борис все-таки решился зайти в комнату Ольги. — Дамы, как им и полагается, сражаются с помощью конфет.

С шумом отшвырнув коробку ногой на шпильке и проткнув этой шпилькой шоколадную шашечку, непрошенная гостья наконец выскочила из их квартиры. Ольга принесла веник и совок, собрала рассыпанные по полу конфеты и выбросила их в мусорное ведро.

Борис поглядел на Ольгу и не задал ей ни одного вопроса…

…Все краски смешались. Какой там Боттичелли с его утонченной прозрачной ясностью! Ни линий, ни предметов, ни земли, ни неба, ни воды, ни воздуха!

Сплошной огонь, идущий стеной и всевокругсжигающий. Красно-желтый, сверкающий огонь. Может, она заболела? Это сон или воспоминание?

Сначала он удивлял. Он ей, начинающей художнице, студентке Худгра-фа, сначала очень не нравился. Слишком красив, слишком ухожен, слишком избалован женским вниманием! Правда, сокурсники ей тоже очень не нравились. Эти, напротив, были все сплошь лохматые, с нестриженными бородами, большущие, потеющие, режущие в разговоре «правду-матку». Тип российского (или даже расейского) расхристанного художника, воссоздающийся в любой социальной обстановке.

Ее отпугивали их грубость, их напор, их шершавая, утрированная русскость.

Но и этот, женственный и мягкий, был скорее неприятен.

Они случайно встретились на лекции известного ученого, на которые сбегалась «вся Москва». В какой-то момент Ольге почудилось в лекции что-то ядовито-антисемитское (в последствие она пришла к выводу, что ее подозрения были чересчур поспешными и пылкими). Но тогда она, тихонько встав, начала пробираться к выходу. У раздевалки ее догнал курчавый юноша.

— И вам показалось? — с улыбкой спросил он.

Небольшие, но выразительные и необычайно живые глаза с желтой искринкой, чувственный рот…

Он напомнил ей юношу с фаюмского портрета, того, что в золотом венке. Самого ее любимого. Папа был необычайно похож на этого юношу с портрета. Папа вообще был самым красивым из всех виденных ею мужчин. Нос папой отношения были сложные, бурные, часто раздраженно-неприязненные. И вот теперь этот!

— Евреи не вписываются в предложенную схему, — с молодой категоричностью сказала тогда Ольга. — Их пассионарность со временем не только не угасает, а разгорается! И солнечная активность тут ни при чем!

— Евреи вообще ни в какие схемы не вписываются. Это их и роднит, — рассмеялся юноша. — Меня зовут Яков Кольман. А вас?