Илона была очень раздражена. Она быстро зашагала к вилле с брезгливой ненавистью копаясь в сумочке.
Вслед за ней из машины выскочил мужчина лет пятидесяти, довольно симпатичный шатен с возбужденно-розовым пятачком наметившейся лысины. В сером длинном плаще. И с сероватым лицом. Это был странный контраст: розовая лысина и пепельный оттенок лица. Анри. Я узнала его по аллиным фоткам. Он догнал Илону, попытался обнять ее за локти. Та вырвалась. Они что-то кричали друг другу, но я через стекло ничего не слышала. Илона кинула сумочку на землю. Себе под ноги. Анри поднял. Она выхватила сумочку из его рук и опять бросила, теперь уже изо всех сил. Из сумочки посыпались вещи. Анри стал их собирать. Илона пинала вещи ногами. Несколько раз случайно попала ногой по руке Анри. Ей понравилось, и она, улыбаясь (в ее улыбке было что-то собачье от высоко поднимаемой верхней губы) стала специально пытаться попадать ногой по его руке. Эта игра продолжалась больше минуты. Затем Илона схватила что-то с земли (я поняла, что это был ключ) и побежала к двери виллы. У нее была странная манера бежать: она высоко и далеко задирала ноги, а потом словно бы возвращала ноги назад. Получалось, что она бежит большими прыжками, но почти на месте. По крайней мере — медленно. В этом всем было что-то мультипликационное. Мультик для взрослых. Анри бросил сумочку и рассыпанные вещи и догнал Илону у самой двери. Он обнял ее сзади и стал отнимать ключ. Илона долго вырывалась. Она тянулась к его рукам, чтобы укусить, а потом пыталась наотмашь, с размаха ударить Анри затылком по лицу. Было видно, что он знал этот ее прием и сильно наклонял голову в сторону и назад. И еще Илона старалась изо всех сил топтать его ноги. Она поднимала ступни до пояса и била ноги Анри каблуками. Этот прием Анри тоже знал и убирал ноги. Но пару раз Илона все-таки попала. Несколько минут они так вот остервенело танцевали. Все-таки он отнял у нее ключ и отпустил ее. Спектакль шел к развязке, и видно было, что развязка известна. Илона, стоя метрах в двух от Анри, несколько раз плюнула в него, метясь в лицо. Но попала в плащ. Ей не хватало слюны, и пока она набирала ее, гримасничая трясущимся лицом, Анри в это время утирал плащ рукавами и что-то говорил ей. Он даже не пытался уворачиваться и только зажмуривался и морщился на каждом плевке. Наконец она попала ему в лицо, в глаз. Он утерся, как плачущий ребенок, и она засмеялась. Она смеялась громко и долго. Я первый раз смутно расслышала ее смех через окно. Он был похож на хриплый кашель. Илона села на корточки, продолжая то ли кашлять, то ли смеяться. Смех стих, и она завыла. Теперь она уже не кашляла, а именно выла, и я слышала этот вой. Выла она монотонно и какими-то короткими завывами. Анри подошел к ней, тоже сел на корточки и стал успокаивать. Весь этот обряд успокоения длился минут десять. Илона уже не выла, а только мелко тряслась. В конце концов они встали и медленно пошли к двери. Анри обнимал Илону за плечи, и она не сопротивлялась. Дверь захлопнулась. Через пару минут из виллы вышел щуплый темнокожий мужчина в строгом сером костюме, похожий на индуса, собрал вещи в сумочку, пикнул сигнализацией автомобиля и скрылся.
Да, знойная девушка. Девушка — стервамп. И из нее мне нужно было сделать подружку. Товарочку…
Начались странные и какие-то нехорошие дни. Каждый день я видела Илону по нескольку раз, и каждый раз — никаких шансов хоть на какое-то сближение.
Уже на следующий день она обедала в ресторане. Через два столика от моего. Она была одна (Анри уехал утром; они нежно целовались на прощанье), совершенно спокойная, при полном боевом окрасе и очень хороша собой. От той Илоны осталась только собачье поджимание верхней губы во время затяжек. Она много курила.
Потом я видела ее во время ужина. Мы сидели за соседними столиками. Илона заказала устриц и белое вино. Она говорила по-русски по мобильнику:
— Привет… Нет… Я сказала: нет… Это его проблемы… Я сказала: это его проблемы… Нет… Да… Пока.
Голос странный: в целом приятный и женственно-низкий, но одновременно с какими-то словно бы высокими поскрипываниями. Кажется, что в любой момент он готов сорваться в пронзительно-истерическую тональность.
Я набралась смелости и сказала:
— Извините, вы не передадите меню?
Илона то ли недовольно, то ли с недоумением посмотрела на меня.
Я оправдалась:
— Вы говорили по-русски… Извините…
Она молча передала мне меню со своего столика и тут же явно забыла о моем существовании.
Читать дальше