Ян Войк - Изнанка

Вот и сейчас Иван не стал тратить слов на приветствие, а молча прошёл в соседнюю комнату, где, собственно, и располагалась палата. Здесь мебели было значительно меньше, пара кресел, многоярусная полка с цветами в углу, но, главное, металлическая кровать с высоким бортиком. Она стояла посредине комнаты в окружении электронного пульта с монитором и вешалки с капельницей, по экрану монитора шли строчки каких-то записей, а справа бежала светящаяся нитка ЭКГ сердца. Периодически, правда очень редко, по нитке проскакивала ломаная волна, и тогда пульт издавал короткий писк. Трубки от капельницы и провода от пульта тянулись к лежащему на кровати двенадцатилетнему мальчику. Глаза его были закрыты, он, как будто, спал, глубоко и спокойно. И так уже два с половиной года.

В кресле рядом с мальчиком сидела и держала его за руку Инга, прямая, напряжённая, чересчур независимая и гордая. Жалюзи на окне были закрыты, и в комнате царил полумрак, поэтому Иван видел сейчас только силуэт своей бывшей. Точёный профиль, достойный чеканки на золотых монетах, не повернулся в его сторону. Она не услышала, как он вошёл, или не подала виду. Иван сделал пару шагов вперёд и остановился, ближе подходить не стал, чтобы не разглядеть лица Макса, опутанного трубками и датчиками.

– Инга.

– Да, – она так и не обернулась.

– Я привёз деньги. Давай выйдем и поговорим.

– Можно и здесь.

– Выйдем, – повторил он.

– Это ведь твой сын, чёрт бы тебя побрал, – устало вздохнула Инга.

– Здесь нет моего сына, – ответил Иван, а потом повернулся, открыл дверь и поспешил покинуть комнату.

Он подошёл к окну и с высоты пятого этажа окинул взглядом зелёный ковёр лесопарка под прозрачно голубой чашей неба. Сзади щёлкнул дверной замок, Инга вышла вслед за ним. Она тоже встала у окна, открыла одну из рам, взяла с подоконника пачку длинных тонких женских сигарет и дешёвую пластмассовую зажигалку.

– Что ты хотел? – ловко орудуя пальчиками, украшенными безупречным маникюром, Инга достала из пачки сигарету и прикурила. Движения её были отнюдь не суетливые, напротив спокойные, размеренные и чёткие. А сигарету она держала самыми кончиками пальцев, при этом ладонь её чуть выгибалась в обратную сторону.

Инга никогда не была особенно красивой, слишком длинный нос, тонкие почти бескровные губы, острый подбородок, невыразительные зелёно-серые глаза. Но было нечто, с первого взгляда выделяющее её среди других женщин – манера держаться. Горделивая, спокойная, сдержанная, было в ней что-то от дореволюционного дворянства – достоинство, не обезображенное ложной чопорностью и наглостью. Порода… Она никогда не позволяла себе истерик и слёз, по крайней мере, прилюдно, никогда не просила о помощи и никогда не жаловалась.

Даже сейчас, Инга оставалась уверенной и твёрдой, только колоссальное внутреннее напряжение всё-таки рвалось наружу неестественно ровной спиной, выгнутой ладонью и прямым колючим взглядом. Она как струна, подумал Иван, тронь и зазвенит на одной протяжной, высокой и очень тревожной ноте. Дзин-н-нь! А может и вовсе лопнет, сколько же можно терпеть…

– Как он? – спросил Иван.

– Без изменений, – ответила она, не отрывая взгляда от пейзажа за окном, но вдруг оглянулась и поправила сама себя, – Хотя нет. Вру. Вчера он разговаривал.

– С тобой?!

– Нет. Скорее, сам с собой. Антон Викторович сказал, что это наподобие бреда. Неосознанная мозговая активность. Максим даже глаза не открывал, когда говорил.

– А что сказал-то?

– Вроде, говорил с каким-то Сашей, – Инга стряхнула пепел за окно и поджала губы, вспоминая. – Сказал: «Саша, ты не сможешь уйти. Это не отпустит никого из нас» и долго ещё повторял «никого» и «не отпустит», а потом замолчал.

– Не помню, чтобы у него были друзья с именем Саша…

– Я тоже. Может быть, это из одноклассников?

– Или одноклассниц. Саша ведь может быть и девочкой, – и тут в груди у Ивана похолодело. «Мою дочь зовут Саша. Вам бы следовало поинтересоваться её именем…»

Инга глубоко затянулась табачным дымом.

– Я сперва обрадовалась. Думала ему лучше, хороший знак, скоро на поправку. Но Антон Викторович сказал, что это, к сожалению, не показатель и что, она криво усмехнулась, вспоминая чужую формулировку, говорить о положительной динамике нет никаких оснований. Поэтому, всё без изменений.

Своим спокойным тоном и размеренными движеньями она могла бы обмануть кого угодно, но только не Ивана. Он прожил с ней вместе почти десять лет и поэтому сейчас видел насколько ей тяжело. Как болезненна оказалась для неё эта тщетная надежда, полыхнувшая сегодня.