Хосе Лима - Зачарованная величина

Алейжадинью как будто хотел наполнить город своими галлюцинациями. Оуро-Прето и сегодня озарен ночными сполохами его наездов и побегов верхом на муле. Жертва собственного наваждения — остаться незамеченным, он бросается на долбимый камень, чтобы в конце концов вернуть ему речь и отодвинуть в сторону. Храм за храмом, исполинские крестильные купели, лабиринты амвонов для уловления святого духа — во всем этом порыв Алейжадинью, невидимого под широкополой, крылом легшей ему на плечи шляпой, кинуться с мула на землю и вонзить долото в изъяны камня. Бразильская поговорка учит; «Бразилия растет ночью, когда бразильцы спят».

Искусство Индейца Кондори в форме иератического таинства объединяет испанское и индейское начала, испанскую теократию великой эпохи с торжественным каменным строем инкской культуры. Его искусство — словно театральный балаганчик, где с наступлением вечера индеец-поденщик одержим единственным желанием — водворить инкский полумесяц в испанский строй звездного неба, а среди инструментов, сопровождающих хвалебную песнь, ждет прижатая к груди гитара, чтобы найти свое место в многоголосии и потонуть в звуковой лавине. Индеец, кажется, удовлетворится и малым, требуя от испанского духа лишь уважения и дружелюбия. Ведь были же когда-то почтены описанные Инкой Гарсиласо мумии первых инкских династий, которым, докопавшись до них в эпоху конкисты, торжественно поклонялась на развалинах крепостных стен Куско испанская солдатня. Искусство Алейжадинью — вершина американского барокко, грандиозный синтез испанского начала с африканскими традициями. В животворные дни праздников святого Гонсало пыл негритянских гуляний, исступленно славящих дары весны, упокоивается в заводях чудесных крестильных купелей Алейжадинью, украшенных наподобие органных труб и аккордеонов спиралью из листьев, тянущихся к пухлым ангелочкам.

Как видим, сеньор эпохи латиноамериканского барокко, которого мы назвали истинным первопоселенцем здешних краев, бдением и заботой участвовал в великом двойном синтезе, легшем в основу барокко нашей Америки — союзе испанского с инкским и испанского с негритянским. Взглянем же в заключение, как этот синтез властно вторгается в жизнь Алейжадинью, попутно заметив, что в испанской традиции заключено и лузитанское начало. Мать Алейжадинью была рабыней-негритянкой, отец — португальским архитектором. Уже в зрелом возрасте судьба отметила мастера знаком избранных — проказой, заставив расстаться с миром утех и треволнений и полностью приковав к трудам каменотеса. Вместе с проказой, которая тоже входит в корневую систему его искусства, испанское и негритянское в нем сплетаются и множатся, соревнуются и растут. Растут вровень с городом. Он сам, можно сказать, — животворящая тайна этого города. Как в упомянутой выше поговорке, истинной жизнью Алейжадинью живет по ночам, желая остаться незамеченным среди чужих снов, чью тайну взялся истолковать. Ночами, притененный густолистым сумраком, является он на муле, который американским серебром выбивает новые искры из испанского камня, является словно дух зла, руководимый ангелом добра и трудящийся милостью божьей. Это искры мятежа, рожденные великой творческой проказой нашего барокко и уже в чистоте своей поглощенные истинно латиноамериканской чащей.

Мы говорили {189} 189 Мы говорили… — отсылка к предыдущему эссе книги, «Романтизм и сотворение Америки». о великих узниках XIX века, его галантных изгнанниках, мизантропических беглецах, воистину неуловимых владыках былых времен. Но есть кроме них еще одно подспудное движение, участники которого воздвигли тот словесный театр, где мы добились собственного блеска и независимости от метрополии. Пока фрай Сервандо {190} 190 Фрай Сервандо Тереса де Мьер (1763–1827) — мексиканский монах-доминиканец, писатель-сатирик, переводчик Шатобриана, политический деятель и публицист, борец за независимость страны. В 1794 г. был приговорен за богохульство к десяти годам заключения в доминиканском монастыре в испанской провинции Кантабрия, откуда бежал, затем еще дважды попадал в тюрьму. Его приключения легли в основу романа кубинского писателя Рейнальдо Аренаса «Сновиденный мир» (1969), высоко оцененного Лесамой, но отвергнутого кастристской цензурой. выплакивает свой ревматизм по несчетным застенкам Испании, бесхитростная пчела сонета и осиное жало зудящей десимы {191} 191 Десима — десятистрочное стихотворение или строфа, часто сатирического содержания. ополчаются на фальшивых иерархов в лиловых мантиях жуков-водовозов. Когда свирепый Монтеверде {192} 192 Мануэль Монтеверде (1768–1821) — аргентинский военачальник, участник гражданских войн в регионе. насаживает на нож заговорщиков и наемных убийц с Ла-Платской равнины, на Восточном берегу {193} 193 Восточный берег (с 1813 — Восточная провинция) — название Уругвая, его употребляют до нынешнего дня. появляются большие гитары хуторян, выводящие сьелито {194} 194 Сьелито — танец и песня в фольклоре Ла-Платы и «литературе гаучо» (Бартоломе Идальго и др.). , полные презрения к Фердинанду VII {195} 195 Фердинанд VII (1784–1833) — король Испании, при нем империя лишилась заокеанских владений в Латинской Америке. . А в наших краях рождается первый среди всех — Хосе Марти с его серенадой для бандуррии {196} 196 Бандуррия — маленькая гитара. восьмисложного стиха и набатным гудом предсмертных дневников, где все чудеса латиноамериканской чащи словно выверены на звонкость одним касанием струны.