Гейл Форман - Всего один день

Купив несколько открыток, я возвращаюсь к площади Вогезов и сажусь в парке. Я нахожу место на скамейке, среди женщин, играющих со своими детьми, и стариков с газетами и сигаретами, и принимаюсь их подписывать. Мне предстоит отправить много открыток. Одну родителям, одну бабушке, одну Ди, одну Кали, одну Дженн, одну в «Кафе Финлей», одну Кэрол. В последнюю минуту я решаю отправить открытку и Мелани.

День как будто бы идеальный. Мне совершенно спокойно, хотя я, несомненно, туристка, я в то же время чувствую себя и парижанкой. Моду не позвонил, и я этому почти рада. Келли присылает мне эсэмэску и предлагает поужинать вместе, я собираюсь отправиться обратно в хостел, но тут пиликает телефон. Это Моду. Селин будет в клубе после десяти.

Приятное послеобеденное расслабленное состояние словно исчезает за грозовой тучей. Пока только семь. Мне предстоит убить несколько часов, можно поужинать с ребятами из Оз, но я слишком разнервничалась. Так что я с этой нервозностью продолжаю ходить по городу. К клубу я подхожу в половине десятого и жду снаружи, внутри уже гремят басы живой музыки, и сердце начинает неистово колотиться. Она, наверное, уже там, но если я приду рано, это будет faux pas [70]. Так что я жду на улице, наблюдая за заходящими в клуб ультрамодными парижанами с «рваными» стрижками и в асимметричных нарядах. Я смотрю на себя саму: юбка цвета хаки, черная футболка, кожаные шлепки. Как мне в голову не пришло принарядиться перед дуэлью?

В десять пятнадцать я вхожу, заплатив за билет (десять евро). Клуб битком набит, на сцене музыканты, в колонках слышится визгливый отзвук «тяжелых» гитар и скрипок, на вокале абсолютно миниатюрная азиаточка с высоким скрипучим голосом. Оказавшись одна среди этих многочисленных хипстеров, я чувствую себя как никогда не к месту, все мое нутро настаивает на том, чтобы уйти, пока я не выставила себя на посмешище. Но я остаюсь. Я такой путь проделала не для того, чтобы струсить в самый последний момент. Я пробираюсь к барной стойке и, увидев Моду, приветствую его как родного брата, тысячу лет назад пропавшего с радаров. Он улыбается и наливает мне бокал вина. Я достаю деньги, но он отмахивается, и мне сразу становится лучше.

— А вон Селин, — говорит он, показывая на столик перед самой сценой. Она сидит там одна и смотрит на выступление в каком-то странном напряжении, вокруг нее вьется колдовской дымок сигареты.

Я подхожу к ее столику. Она меня как будто бы не замечает, хотя непонятно, это она нарочно демонстрирует пренебрежение или просто так внимательно слушает музыку. Я встаю около свободного стула и жду, когда она пригласит меня сесть, но потом сдаюсь. Молча выдвигаю стул и сажусь. Она едва заметно мне кивает и выпускает сигаретный дым мне в лицо — наверное, это надо засчитать как приветствие. Потом Селин снова поворачивается к сцене.

Я сижу, слушаю. Поскольку мы находимся прямо возле колонок, звук абсолютно оглушающий; у меня уже начинает звенеть в ушах. Сложно сказать, получает ли она удовольствие от концерта. Ногами она не топает, не раскачивается в такт, никак не двигается. Просто смотрит и курит.

Наконец музыканты расходятся на перерыв, и она смотрит на меня.

— Тебя зовут Эллисон, — она говорит «Элисисьон», и звучит это как-то смешно, американское имя с прицепом из лишних слогов.

Я киваю.

— Значит, не французское.

Я качаю головой. Я никогда и не говорила такого.

Мы пристально смотрим друг на друга, и я понимаю, что ничего от нее не добьюсь. Придется самой вытягивать.

— Я ищу Уиллема. Знаешь, где его можно найти? — Я-то думала, что буду тараторить по-французски, как стрелять из пулемета, но, разволновавшись, я сбегаю на знакомую территорию и говорю на родном языке.

Селин снова закуривает и выдувает дым на меня.

— Нет.

— Но он сказал, что вы друзья.

— Сказал? Нет. Я такая же, как ты.

Не могу представить, в каком смысле она считает себя такой же, как я, разве что у нас с ней обеих по две Х-хромосомы.

— Что именно, что у нас общего?

— Я одна из его девчонок. Нас таких очень много.

Не сказать, чтобы я этого не знала. И не то, чтобы он сам это скрывал. Но когда я слышу это от Селин, высказанное вслух, на меня вдруг наваливается усталость, я начинаю ощущать разницу в часовых поясах, как будто оказалась в лифте с оборвавшимся тросом.

— Значит, ты не знаешь, где он?

Она качает головой.

— И не знаешь, как его найти?

— Нет.

— А если бы знала, сказала бы?

Ее брови взмывают, изгибаясь безупречными дугами, она выпускает кольца дыма.