«На фоне естественных действий Вороны, ее желания позавтракать внутреннее действие призадумалась (sic!) выглядит комично, нелепо, — замечает в связи с этим В. Н. Капленко. — Содержание ее „дум“ неизвестно и, должно быть, не стоит внимания» (курсив авт. — А. К) [17] Капленко В. Н. , указ. соч.
. На мой взгляд, это заключение страдает излишней категоричностью, а потому едва ли может быть признано справедливым. В первую очередь замечу, что собраться вовсе не значит желать. Комичным и нелепым поведение героини выглядит в первую очередь потому, что завтрак требует целого ряда подготовительных «мероприятий»: для начала надо взгромоздиться на ель, затем собраться (вознамериться) позавтракать. Крылов, как сейчас сказали бы, дает эту картину в «режиме реального времени»:
На ель Ворона взгромоздясь,
Позавтракать-было совсем уж собралась…
«Задумчивость» героини оказывается совершенно неожиданным результатом этих предварительных — и очень немалых! — усилий. Для читателя. А вот Крылов, кажется, именно к этому и вел: образ позадумавшейся вороны — гениальная находка великого баснописца. Только у него мы находим эту характеристическую деталь, в силу которой его героиня на фоне предшественниц выглядит, прошу прощения за каламбур, белой вороной. Конечно же, уже сам вид впавшей в задумчивость Вороны не может не вызвать смеха [18] В заметках <���Опровержения на критики и замечания на собственные сочинения> (1830) Пушкин вспоминал, что «А. Раевский хохотал над следующими стихами: Он часто в сечах роковых Подъемлет саблю, и с размаха Недвижим остается вдруг, Глядит с безумием вокруг, Бледнеет etc. Молодые писатели вообще не умеют изображать физические движения страстей. Их герои всегда содрогаются, хохочут дико, скрежещут зубами и проч. Все это смешно, как мелодрама». Поведение Гирея недаром вызывает хохот профессионального военного: Гирей, застывший посреди боя с поднятой саблей, выглядит неправдоподобно, нелепо и в высшей степени комично.
, однако достижение чисто внешнего комического эффекта — мелковатая задача для поэта такого уровня, как Крылов. Смею утверждать, что содержание дум осчастливленной Вороны не только стоит пристального внимания, но и имеет исключительно важное значение для понимания смысла басни.
Мыслями, посетившими вещуньину голову в столь, как оказалось, неподходящий момент, мы займемся немного погодя — определив, как Ворона стала счастливым обладателем кусочка сыра, ибо причина ее неожиданной задумчивости, как кажется, каким-то образом связана с даром небес. Предшественники Крылова выставляли своих падких на лесть разинь нечистыми на руку (виноват, лапу, точнее — клюв):
Однажды ворон своровал с окошка сыр… [19] Пер. Н. И. Шатерникова.
(Федр, I в. н. э.)
Негде ворону унесть сыра часть случилось…
(В. К. Тредиаковский, 1752)
Ворона негде сыр украла
И с ним везде летала…
(М. М. Херасков, 1764)
И птицы держатся людского ремесла.
Ворона сыру кус когда-то унесла…
(А. П. Сумароков, 1781)
Однажды после пира
Ворона унесла остаток малый сыра,
С добычею в губах не медля на кусток
Ореховый присела.
(Д. И. Хвостов, 1802)
«Сумароков <���…> удачно заменяет Ворона вороной, тем самым существенно меняя сам регистр притчевого рассказа: по Эзопу, хитрая лиса обманула мудрого ворона — по Сумарокову, — разиню-ворону, — пишет в связи с этим С. А. Фомичев. — Так подготавливается гениальная крыловская строка <���…>: „Вороне где-то Бог послал кусочек сыру…“ Здесь — бездна пространства. В самом деле, Вороне <���…> оказал помощь… сам Бог, но сколь ничтожен Божий дар — всего кусочек сыра. „Чем Бог послал“, — обычно говорит хозяин, угощая гостя. Но у Крылова здесь вполне очевидный иронический парафраз: каждому же ясно, что Ворона где-то сыр украла [20] Курсивом я выделил, очевидно, невольную цитату начального стиха херасковской басни.
<���следуют ссылки на тексты Тредиаковского и Сумарокова. — А. К. >. Так подготавливается изначально неожиданный, но закономерный финал басни: вор (плутовка) у вора (разини) украл» (курсив авт. — А. К. ) [21] Фомичев С. А. , указ. соч. — С. 269.
.
Боюсь, у Крылова дело обстоит несколько иначе. Для начала отмечу, что в это построение, видимо, вкралась хронологическая неточность. Пальму первенства в деле обращения Ворона в Ворону принадлежит скорее всего М. М. Хераскову: его «Ворона и Лисица» была опубликована в 1756 г. [22] Сумароковская басня увидела свет лишь в посмертном «Полном собрании всех сочинений» (М., 1781 г.). Понятно, что написана она была раньше, однако то, что басня не была опубликована при жизни автора (весьма честолюбивого, заметим), позволяет предположить, что поэт попросту не успел напечатать свое произведение.
. Впрочем, это не меняет сути дела: если Ворона «ускромила» кусочек сыру, то и поделом ей. Но тогда мораль в том виде, в каком ее дал Крылов, тем более не нужна — точнее, звучать она должна была бы примерно так: уж сколько раз твердили миру, что воровать — грех и на хитрого вора всегда найдется еще более хитрый. Или так: умеешь воровать — умей ворованное удержать, бди, ибо есть и вороватее тебя, а вообще в мире вор на воре и вором погоняет… Твердить такому миру какие-то истины и впрямь бесполезно, все будет не впрок — «есть от чего в отчаянье прийти»!..
Читать дальше