Герман Вук - Внутри, вовне

План, который я разработал, гуляя накануне по Центральному парку, заключался в том, чтобы сказать папе, что я собираюсь обручиться с Бобби, но пока не жениться — по крайней мере, до поры до времени. Потому что, как я собирался разъяснить, мне нужно очень серьезно поработать перед юридическим факультетом, и Бобби тоже потребуется время, чтобы подготовиться к переходу в иудаизм, и все такое прочее. Если пожениться прямо сейчас, это может очень осложнить дело для нас обоих. Сделав ей предложение, я назвался груздем, и теперь нужно лезть в кузов: это будет заключаться в помолвке. Так я все это и изложил папе, и он выслушал меня, не перебивая.

— Ты уже рассказал обо всем этом своей молодой даме?

— Нет, я хотел сперва поговорить с тобой.

— Большое спасибо тебе за это.

Затем он подробно расспросил меня о Бобби: о ее семье, религиозных взглядах, образовании, работе и так далее, и я честно на все ответил. Воспринимая Бобби папиными глазами, я начал понимать, что ее религия была всего лишь вершиной айсберга, больше всего бросающейся в глаза, а суть была в том, что Исроэлке завел себе красивую девушку без роду и племени, почти без образования и не очень умную; все это, конечно, я и раньше знал, но я знал также нежность, красоту и любовь. Я надеялся, что папа это поймет — ведь он же, в конце концов, был мужчиной.

— Исроэлке, сначала ты сказал мне, что все это не очень серьезно, — проговорил он наконец. — Ты говорил мне это снова и снова.

— Да, говорил.

— А потом ты сказал, что с этим покончено.

— Знаю.

— А теперь ты говоришь, что хочешь на ней жениться. — Да.

— Аитохен ? — спросил папа.

Аитохен — это очень емкое идишное слово, заимствованное из иврита и вмещающее в себе тысячи лет еврейского опыта. Это можно перевести как «Как же это может быть?», или «Как это понять?», или «Чего ради?», или «Какого рожна?», или даже в качестве удивленного просторечного «Черт возьми!». Все это — разные оттенки слова аитохен. Одним этим словом папа со смешком нашел со мной общий язык.

Я постарался как можно понятнее объяснить ему, что произошло. Я рассказал, как Бобби меня любит, какая у нее практическая сметка, как она привязана к своей матери и из кожи вон лезет, чтобы в кризисные годы заработать ей и себе на жизнь. Я доказывал, что, при моем-то образовании, я не могу придавать тому, что она не еврейка, такое же значение, какое придают они с мамой. А какое еще образование я мог получить в Америке? Идея «Зейде» сделать меня илуем — сама по себе достаточно отжившая свой век — была с самого начала обречена на провал. Я американец, я живу в Америке, и я влюбился в красивую американку. Я пытался с ней порвать, но не сумел, и вот — пришло время поставить точку. Что ж делать? Чему быть, того не миновать.

Папа смотрел на меня озадаченно, и я чувствовал, что он не удовлетворен.

— Ты уже, кажется, знаком с ней довольно давно? — спросил он, когда я закончил свои разглагольствования. — Два года?

— Чуть больше.

— Ты говоришь, ты с ней порвал и снова сошелся?

— Два раза.

— А теперь что случилось? Вы поссорились? Она поставила тебе ультиматум?

— Нет, ничего подобного.

Пауза. Когда папа о чем-то напряженно думал, он всегда начинал расхаживать взад и вперед; и я до сих пор делаю то же самое. Он встал и, заложив руки за спину, стал ходить по комнате.

— После разрыва, пока вы с ней не встречались, у нее были другие мужчины?

— Да.

— Это тебя не смущает?

Удар в солнечное сплетение: человек, который лично знаком с Эйнштейном.

— Нет… не смущает.

— А она действительно хочет перейти в иудаизм?

Здесь он копнул еще глубже.

Зеленая шляпка Бобби на галерее для женщин. Бобби озадачена идишистскими словами в моей речи. Бобби ждет меня на другой стороне улицы, напротив синагоги. После этого — мыс Бобби в «Апрельском доме», чуть-чуть отчужденные, сдержанные.

— Она это сделает.

Папа сделал еще несколько шагов, потом остановился и решительно сказал:

— Я тебе вот что скажу. Я никогда не был в Англии, но Дизраэли как-то высказал такое мнение: «Единственная истина — это раса. Другой нет». Он пришел к этому мнению на основании собственного опыта, а он был премьер-министром Англии. Ты должен быть уверен, что ты очень хорошо понимаешь ощущения этой молодой дамы. Не по отношению к тебе. Тебя она любит. Это мы знаем. А по отношению к тому, чтобы стать еврейкой. Это останется с ней до конца ее жизни.

Насколько еще глубже папа копнет?