Кун-Суук Шин - Я буду рядом

Миру стала чаще смеяться. Все это благодаря Юн. Они словно две сестры. После того как Юн отдала нам копии рукописи «Мы дышим», Миру повсюду носит свой экземпляр с собой в сумке. Сейчас мы втроем сидим на лекции профессора Юна. Иногда после лекции мы втроем заходим к нему в кабинет. Я впервые вижу, чтобы Миру так интересовал предмет. В начале занятий профессор даже называет ее имя, доходя до конца списков студентов. Он тихо спрашивает: «Юн Миру?» Она тихо отвечает: «Здесь». Некоторые студенты оборачиваются и смотрят на нее, когда он называет ее имя. Юн тоже оборачивается и улыбается. Иногда посреди лекции профессор медленно подходит и хлопает Миру по спине. Я часто думаю, понимают ли профессор и Юн, что, кроме меня, лишь им Миру так открыто, без стеснения показывает свои обожженные руки и больше не прячется.

Сегодня я встретил Юн, и мы отправились прогуляться вдоль Крепостной стены на Мендон. Юн гуляет каждый день подолгу. Сложно представить ее сидящей на одном месте. Я шел рядом с ней, как бы совершая свое собственное паломничество в этот город. Пока мы шли вдоль древней стены, я рассказал ей об убийстве Дженовис. Она выслушала историю и сказала: «Если бы ее услышал хотя бы один человек из этих тридцати восьми, она могла бы остаться в живых». Я спросил: «Ты так считаешь?», а она ответила: «Это же психология! Именно так устроен человеческий разум. Когда кто-то бросается на помощь по собственной воле, остальные немедленно переходят к решительным действиям. Но если в это время рядом с ними находится робкий человек, люди откладывают любое действие». Я спросил: «Они перекладывают вину на другого человека?», но Юн ответила: «Это больше похоже на желание разделить с кем-то ответственность за важное решение». Она заявила: «По мнению психологов, чем больше оказывается свидетелей убийства, тем меньше у них личного чувства ответственности за произошедшее». Я поинтересовался, изучала ли она психологию, и Юн ответила, что это был один из ее факультативных курсов. С грустью она вдруг спросила: «Хотя разве можно по-настоящему понять всю глубину человеческой души при помощи психологии и психоанализа?» Я не сводил с нее глаз. Едва ли она ждала от меня ответа на свой вопрос, потому что схватила меня за руку и тихо пробормотала: «Какой, должно быть, ужас ее охватывал всякий раз, когда в окнах квартир гас свет? Этот ужас гораздо мучительнее, чем боль от смертоносного ножа».

Коричневая Книга – 4

Мы втроем – Мен Сё, Миру и я – все чаще гуляли вместе по городу, где я обычно прогуливалась одна.

Мы шли рядом до тех пор, пока дорога не сужалась, и Мен Сё оказывался впереди, за ним следовала Миру, а я замыкала шествие. Если дорога снова расширялась, мы двигались рядом, плечо к плечу. Прогулки в их компании отличались от моих одиноких путешествий. Сначала я думала, что не смогу в деталях разглядывать город так, как когда гуляла в одиночестве, поскольку мы втроем станем больше обращать внимание друг на друга. Но оказалось – гуляя втроем, мы стали замечать втрое больше. Если один из нас указывал на что-нибудь и говорил: «Взгляните на это», другие тут же оборачивались, и мы трое становились единым целым. Эти детали я наверняка пропустила бы сама, если бы гуляла в одиночестве. Миру в основном обращала внимание на небо: темные облака, белые облака, сияющий закат, лунный серп в ночном небе, светящийся ореол вокруг луны в полночь, пролетающие в темноте птицы. Благодаря Миру я стала обращать внимание на облака, медленно плывущие в ночном небе. Я даже искала созвездия Кассиопеи и Андромеды по ковшу Большой Медведицы, как когда-то в детстве. Мен Сё чаще обращал внимание на людей. «Взгляните на них», – говорил он, и мы смотрели на усердно работающих, чтобы свести концы с концами, людей, на их раскрасневшиеся лица. Мы видели чью-то мать на кухне ресторана, которая аккуратно переворачивала на жаровне аппетитную золотисто-коричневую рыбу-саблю у входа на рыночную улицу. Мы видели чью-то согбенную почти до земли бабушку, каждый шаг занимал у нее целую минуту. И мы видели овощи, которые другая бабушка привезла в город для продажи, краснощеких детей, весело бегущих за скачущим мячиком и растущих буквально на глазах, пьяного мужчину, нетвердо стоящего на ногах, он привалился к опоре эстакады с сигаретой в зубах.

Мы играли в поиски упавших на землю вещей, а если находили погнутые указатели, то выпрямляли их. Стоило нам приметить какой-то непорядок, как мы со всех ног бросались исправлять ситуацию. Миру особенно увлеклась новой игрой. Впоследствии, если Миру замечала на улице какой-нибудь беспорядок, она с маниакальным упорством принималась все делать по-своему. Она расставляла на свои места мусорные баки, которые кто-то вытащил в переулок, и даже аккуратно пересадила цветы, которые кто-то специально высадил для украшения территории. Как-то раз, проходя мимо ларька с фруктами, она остановилась и начала ровными рядами укладывать яблоки. Но неожиданно появившийся владелец решил, что она вознамерилась украсть его яблоки, заметив, как быстро она спрятала в карманы свои обожженные руки. А у Мен Сё были свои любимые развлечения: например, влюбленная парочка прогуливалась, держась за руки, он втискивался между ними, чтобы они разжали руки. Поначалу мы с Миру пытались остановить его, но позже нам понравилась его забава, и мы издалека с удовольствием наблюдали за ним и считали, сколько влюбленных парочек ему удастся разъединить. Порой мы вытворяли все эти глупые и безрассудные вещи, чтобы справиться с беспокойством и одиночеством. А позже, прогуливаясь по городу и замечая впереди влюбленную парочку, мы с Миру предвкушали, как Мен Сё их разъединит. Если ему удавалось добиться своей цели, он показывал нам пальцами знак V, и мы радостно улыбались друг другу. Но не проходило и нескольких минут, как он говорил: «Вы только взгляните на это». Тогда мы замечали, что влюбленные, которых он только что разъединил, еще теснее прижались друг к другу или еще крепче взялись за руки.