Святослав Тараховский - Отважный муж в минуты страха

Фотка Щенникова обнаружилась случайно, в секретариате посольства, по праздникам поздравлявшем сотрудников. Правильное, даже красивое лицо мужчины около сорока, серые глаза, тонкий нос, не без изящества очерченные губы и подбородок. Чем больше Саша вглядывался в фотографию, тем все более убеждался в том, что она ему не поможет. В лицах некрасивых человек и характер проступают отчетливей, их можно расшифровать, сообразил Саша, лица же правильные и особенно красивые часто оказываются лишь маской, не пригодной для прочтения, равно подходящей как для негодяя, так и для вполне приличного человека.

Бог с ней, с внешностью Щенникова, успокоился Саша. Великого разведчика занимали мировые проблемы, Бюро же доживало свой век негромко и вполне само по себе. Ротаторы, спотыкаясь и клацая металлом, словно костями, вертелись на последнем издыхании, автомобили «Москвич» и «Волга» чихали предсмертным черным дымом, зарплата сотрудников, особенно переводчиков, не повышавшаяся десятки лет, давно отстала от убежавших в отрыв местных цен и сделалась поводом для смеха. И уж совсем пусто-пусто обстояло дело с главным пропагандистским предназначением АПН за границей: продвижением советских печатных материалов в местную прессу.

Но везло, везло советской пропаганде. Амбиции требовались тому, кто решился бы поставить на киль лежащий на боку корабль тегеранского Бюро. Как раз те качества, которыми обладал мечтавший о подвигах молодой герой.

Саша с рвением взялся за неподъемное дело. Для начала обошел-объехал с десяток ведущих магазинов, где собрал чеки с ценами на хлеб и основные продукты питания. Присовокупил к ним многочисленные счета за ремонты ротатора. Сфотографировал лысую резину на «Москвиче» и «Волге». На три дня засел за стол и, одно за другим, вместе с фото и квитанциями, запустил в Москву диппочтой письма-обоснования, письма-просьбы и письма-требования заменить ротатор, автомобили или хотя бы колеса на них, а главное, немедленно, в интересах общего дела, поднять зарплату сотрудникам Бюро. «Когда переводчики халтурят, — объяснял он Москве, — я за такую, более похожую на пособие по бедности, зарплату не могу требовать с них качества. Негоже великому Советскому Союзу держать своих работников в состоянии нищенства». Письма писались Сашей с удовольствием. В битве с бухгалтерией и начальством АПН он не рассчитывал на быстрый успех, но открывшееся в себе убедительное красноречие радовало его самого. Москва должна была капитулировать.

Для проникновения же в местную прессу письма были непригодны.

Он составил для себя список ведущих иранских газет и журналов. Он сказал себе: это враги, которые должны стать друзьями. Он посетил их почти все, познакомился с владельцами, главными редакторами и провел с ними чудное опасное время. Он ходил по лезвию исламской бритвы и с удивлением ловил себя на том, что такая опасность ему нравится. Подвиги начались; он, Саша Сташевский, впервые в жизни занимался чем-то существенным, важным.

В пафосном «Кейхане» ладонь господина Газзали, журналюги шахских еще времен, была холодна, как лягушка; беседа поперхнулась, словно легочный больной, и, толком не начавшись, запнулась; в такой стоячей паузе переходить к вопросу о сотрудничестве было бы так же бесполезно, как прыгать с места на два метра в высоту. «Иранца, — сообразил Саша, — требуется убить, то есть чем-то потрясти, пронять и расположить в свою сторону. Чем? Лестью о замечательной газете „Кейхан“? Рассказами о перестройке и байками о магической силе меченой лысины Горбачева?» Саша попробовал и первое, и второе, но ключик не подходил к замочку: Газзали глядел на совжура все с тем же неподвижным цинизмом и, очевидно, ждал только одного — конца аудиенции. И тогда Саша рискнул: отстегнув защелки на кейсе, извлек и выставил перед иранцем литровую бутылку экспортной советской водки из представительского фонда Бюро; вспыхнув, словно от гордости, волшебная русская влага отбросила на стену трепетный блик света. «Вах! — округлив глаза, восхищенно-испуганно зашептал Газзали. — Что вы делаете, господин Сташевский? Кругом муллы, фанаты, смерть!», но бутылку «Столичной» сгреб пятерней и задвинул в пенал стола. Что бутылка водки для богатея? Ноль, ее, что обидно, даже взяткой не назовешь. Но отчаянный поступок русского не мог не тронуть, не запасть в память циника. Через две недели в «Кейхане» появился первый материал АПН; пусть крохотный, пусть без ссылки на АПН и всего лишь про футбол — Саша первой ласточке был рад; статейку вырезал и отослал в Москву, пусть Волков и начальство видят: он работает.