Святослав Тараховский - Отважный муж в минуты страха

Расселись, как от века положено традицией: во главе стола молодые и счастливые, пообочь от них — свидетели: рядом с Сашей Вика, рядом со Светланой странновато улыбавшийся Орел, а за ними, крест-накрест, симметрично, по двум сторонам — немолодые, но тоже, как им положено, счастливые папы и мамы: Игорь Петрович с Полиной Леопольдовной и Григорий Ильич с Зоей Ильиничной; далее по эллиптической окружности огромного раздвинутого стола пристроились друзья и прочие приглашенные — кто как попал. Симметрию родителей нарушал лишь дед Илья, белой своей головой и величественной фигурой создававший красочный перевес на Светланиной стороне.

Мужчины пальнули шампанским, Наташе Кучиной плеснули на светлую юбку — коротко взвизгнув, она умолкла, потому что уважала момент. И тогда Анатолий встал. Спокойный, как полуубитый солдат.

Недолговечна тишина с налитыми бокалами; миг сей краток, но священен. Стыли улыбки гостей, фокус прыгал: с Орла на молодых и обратно.

— Позвольте мне, — сурово сказал Анатолий, — как тамаде, утвержденному парткомом, профкомом и администрацией… Три главных кирпича в основе здания жизни. Рождение, любовь, смерть. Первый и третий даются нам бесплатно, сами по себе, за второй надо бороться. Бороться и побеждать. Или проигрывать… Предлагаю выпить за любовь, которая торжествует, которая…

«Толька — классный тамада», — мелькнуло у Саши.

— Горько! — зычно гаркнул кто-то с галерки.

Призыв был хором подхвачен, тост сбит в полете, как излишний, всем и так все было ясно, последовал, под нарастающий ор и аплодисменты, поцелуй молодых, всеобщее чоканье и выпивание — свадьба сошла с места, вырулила и самостийно покатила по наезженной дороге.

Анатолий глотнул шампанского и опустился на стул.

Рядом была сияющая, разгоряченная поцелуем и жаром большого события Светлана, рядом гуляла свадьба, на которой он был назначен главной фигурой, на которой он был чужим.

Вдруг почувствовал, как ее узкая ладонь на мгновение накрыла и стиснула его пальцы; ладонь тотчас отдернулась, исчезла, но ощущение пожатия и прикосновения осталось, будто ожог. Что это? Сердце упало, с трудом зацепилось за ребра и поскакало вновь. Что это?

Никто ничего не заметил. Светлана давно отвернулась к Саше; оба были заняты праздником и друг другом. «Зачем это? — вертелось у Орла в голове. — Что означает? Простая благодарность за то, как я держусь? За то, что выступаю тамадой? Ничего не значит?» — как часто ничего не значат женские знаки, которые кажутся мужчине такими многозначительными? Может, это тайный аванс, намек на будущее? «Нет, конечно, ничего это не значит», — сказал себе Орел, но тотчас решил, что какой-то хороший смысл это все-таки имеет, потому что среди праздничной мишуры, грубого хохота и отвлекающих поцелуев она вспомнила, подумала о нем, значит, не все для него безнадежно, надо и дальше бить в одну цель.

«Толя — настоящий мужчина, друг и душевный человек», — вот о чем подумала Светлана.

А Орел, словно включившись в тайную игру, нарочито не смотрел на нее; вспомнив, что он тамада, вскочил, вышел из-за стола и, как профессиональный хозяин застолья, пустился за спинами гостей в свободное плавание по комнате. «Товарищи гости, — крикнул он, — есть мнение, что пора выпить за тех, кто произвел на свет виновников сегодняшнего нашего торжества!» Тост охотно поддержали, родители благодарно раскланялись, все выпили и, снова крикнув: «Горько!», призвали молодоженов к повторному подтверждению любви.

Свадьба понемногу пошла в разгон, обросла разговорами и шумами; ели вкусно, мужчины закономерно перешли с шипучего на водку.

— Тамада! — крикнул дед Илья. — Не надо провозглашать… за дедов. Я… сам за себя… прошу слова.

Дед поднялся, как отзвук канувшей эпохи, с рюмкой, казавшейся крохотной в узловатых пальцах, статный, белоголовый, он навис над столом и длинной тенью затемнил от света четверть живого пространства.

— Проснулся я однажды в лагерном бараке от голода и холода и решил: все, сил больше нет, надо разом с этим покончить, а бритва у меня в тамбуре притырена была. Стал я с нар слезать, завозился, соседа потревожил — Усачева Колю, добрый был человек, художник, с огромными черными глазами, а он и говорит: «Илюха, ты куда? Спи. Рассвет ведь скоро!» И так он это сказал, что меня остановило. «Рассвет ведь скоро, — повторил я тогда про себя, — рассвет, Илья!»; выдохнул я воздух вместе с глупостью и пошел досыпать. А скоро и, правда, рассвет пришел: Сталин сдох… Это я все к чему? А, вспомнил! Тебе Саша, тебе Светлана, хочу сказать: ребята, вы в России живете; всегда верьте, всегда надейтесь на лучшее, и все у вас сбудется; жизнь она у нас разная, полосатая, не соскучишься, но главное, чтобы вам, несмотря ни на что, всегда хотелось здесь жить. Жить, понимаете? Открывать глаза, дышать, ходить по этой земле, обнимать друзей, смеяться над тем, что не получается с первого раза, и вообще помнить, что нормальным состоянием живого человека должна быть радость. Я уверен: все хмурые рано или поздно вымрут; поэтому давайте — за нашу и вашу радость!