Святослав Тараховский - Отважный муж в минуты страха

Волшебница Галя, красавица Галя, дама лет под шестьдесят, с теплым брюшком, двойным подбородком, темными крашеными волосами и с белой наколкой на них трудилась в отделе заказов Смоленского гастронома и с давних пор дружилась с Гришей Сташевским, обаятельным киношником и по совместительству Сашиным отцом. Волшебница Галя в юности, по ее словам, не знала для мужчины слова «нет», что у нее было с родителем, Саша догадывался, вникать не стал, но когда он по звонку отца явился в отдел заказов, добрая волшебница всплакнула от похожести сына на Гришу. После чего, промокнув глаза, задала Саше единственный вопрос: «Сколько будет народу?» Попросила его присесть на затертый диванчик и, обняв толстыми пальцами с облезлым маникюром химический карандаш, принялась заполнять бланк заказа на фамилию Сташевский.

Боже, чего там только не было — полный испуг! В первых строках банальная вырезка — 10 кг, три судака, сыр трех сортов, сырокопченая колбаса «Столичная» — три батона, три торта «Киевский», конфеты «Мишка» и «Ну-ка, отними» — по кило, коньяк «Греми» — ящик, водка «Пшеничная» — ящик; далее следовали чудеса: икра черная и красная, белужий бок, лососина, шпроты, буженина, крабы, а также спаржа и артишоки — о последних двух наименованиях Саша только слышал, никогда их не видел, тем более не едал, но из-за престижности звучания отказываться от них не стал. Смутившись, рассыпался в благодарностях, в невозможности оценить душевную щедрость, но за все свое высокое волшебство красавица Галя попросила только одно: папе — нежный привет.

А потом — состоялось!

«Александр Григорьевич, согласны ли вы?..» «Светлана Игоревна, согласны ли вы?..» Саша в темной паре и Светлана в строгом белом платье — никакой фаты и прочего пошлого флердоранжа, обменялись кольцами, расписались, вместе с Орлом и Викой, в похожей на амбарную книге бракосочетаний и приложились друг к другу губами. (Орел вполоборота отвернулся, никто этого не заметил.) «Именем Союза Советских… объявляю вас мужем и женой!» — провозгласила милая молодая женщина с красной лентой через плечо, и с антресолей грянул вечный Мендельсон в живом исполнении — юная скрипачка, мечтавшая оказаться на Светланином месте, и зрелый пианист, талант, изгнанный из приличного оркестра из-за сизого носа и слабости. Торжественность минуты достала родителей: Игорь Петрович улыбался, как Буратино, но кончиком пальца сбросил со щеки каплю, мама Зоя приложила к глазам платочек. Последовали цветы, и в боковой комнате для поздравлений ахнуло и брызнуло первое шампанское (поскольку главный зал ЗАГСа потребовалось освободить для следующей брачующейся пары, кавказца и блондинки). Последовали снятый лимузин «Чайка», дорога к новому дому и ощущение полного улета, которое, подумал Саша, обнимая молодую жену, невозможно ни в Иране, ни где-нибудь еще, а возможно только на родине, в родном кислороде, среди дорогих и близких людей.

Потянулись гости, многолюдные, половодные, праздничные, с охами-ахами по поводу события и поздравлениями. Дверь новой квартиры распахнули, как душу, и, казалось, навечно, на всю жизнь, лифт на пятнадцатый этаж ползал со смехом и перегрузкой. Саша и Светлана, стоя на площадке, принимали рукопожатия и подарки, целовались с гостями и слегка уставали от счастья.

Толя Орел бессознательно перемещался по квартирному ограничению, посматривая то на роскошный накрытый стол, то на прибывающих гостей, то на дальний, беспредельный пейзаж жизни, открывавшийся с лоджии пятнадцатого этажа; он был рассеян, плохо понимал, зачем притащился на эту пытку, зачем вообще согласился быть свидетелем, и подумывал о том, чтобы незаметно уйти. Раздумья были прерваны Сашей; улучив момент, он затянул Толика на кухню, плеснул ему и себе по полета виски в высокие стаканы и предложил выпить аперитив. Толя выпил — выпивка была как раз тем медицинским средством, что было ему сейчас нужно. «Старик, — сказал Саша, — у меня просьба: возьми в руки этот бардак, будь тамадой». Анатолий замотал головой — нет. «Будь, — повторил Саша, — ты самый умный и энергичный, тут не на кого больше положиться, а без тамады это будет пьянка и деревенский кошмар. Выручи. Давай. И Светка очень хочет, чтоб ты был. Да, Свет?» Светлана, как в плохом детективе, оказавшаяся к разговору в кухне по какой-то малой столовой ерунде, на ходу невнятно закивала головой и быстро покинула друзей… «Вот, видишь. Давай, старик. Можешь нести все что угодно; стихию, главное, обуздать и возглавить. А, старик, по-горбачевски, давай!» «Все что угодно? — переспросил Орел и прищурился. — Ладно, муж, давай, но чтобы потом без обид».