Журнал Поляна: Поляна, 2013 № 04 (6), ноябрь

— Тебе чего? — спросила она, как всегда немного в нос.

— Слушай, давай этот портфель у тебя немного полежит.

— А там что? — весело спросила она. «Счастливая», — позавидовал я ее безгрешности.

— Там-то? Спички, — с напускным равнодушием ответил я.

— Одни спички и больше ничего?

— Больше ничего, — сказал я облегченно.

— Покажи.

Я, опасаясь и одновременно гордясь, открыл портфель.

— Ух, ты! А где это ты взял столько спичек?

Вот ведь зараза, уже что-то учуяла. А я-то думал, обойдется без расспросов.

— А ты честное ленинское никому не скажешь?

— Честное.

— Украл.

— Ух, ты! И как это понимать? Ладно уж, не буду. Мы их можем спрятать за пианино. А когда ты за ними придешь?

— Не знаю.

— Учти. Я могу взять их ненадолго.

— Хорошо, завтра, — сказал я, чтобы отвертеться.

— Не забудь! — сказала она.

Наташка — хороший друг, и я на нее не в обиде. Все-таки она две недели терпела. Мне настолько не хотелось вспоминать о ворованных спичках, что я и думать забыл о данном слове. Когда-нибудь это должно было кончиться.

Однажды утром я проснулся и понял: что-то не так. За шкафом, разгораживавшим комнату на как бы спальню и детскую, быстро и невнятно говорили папа с мамой. Но некоторые слова в этой скороговорке я бы понял даже с морского дна. Они говорили что-то такое:

Мама . Халя-маля-СПИЧКИ-халя-маля-ВОВКА.

Папа . СПИЧКИ? — трах-тиби-дох-СПИЧКИ-ВОВУЛЕ?

Мама . НАТАШКА-халя-маля-ПОРТФЕЛЬ-ПИАНИНО.

Папа . Трах-СПИЧКИ-тиби-дох-СПИЧКИ-тиби-дох, НЕ БУДИ-ОН СПИТ.

Мама . СПИЧКИ-халя-маля-халя-маля-Я ЕМУ ПОКАЖУ-СПИЧКИ.

Я еще вполне умещался поперек маминого колена. Вполне. И все бы ничего, если бы от этих, сознаюсь, иногда неизбежных экзекуций страшно, до слез не страдал папа.

— Какой-то не мужик, а баба навязался на мою шею. Ты долго еще будешь мешать мне воспитывать ребенка? — свирепела мама. — Ишь ты! Добренький какой! Ha-ко вот, сам воспитывай, только потом не жалуйся, что выросли ворами. Всех детей мне перепортил!

Мам! Мама! Слышишь меня? Спи с миром — не выросли мы ворами.

С некоторых пор детскую беседку заняли воры — Суя, Перепуля, Барон и Мирок. Говорят, их Берия выпустил из тюрьмы. Вокруг — шустрит ребятня помельче. Мирок — самый уважаемый. Он автомобили крадет. Живет, кстати, в одном подъезде с моим дружком еще по детскому саду Мишкой К. В последнее время Мишка прямо влюбился в него. От бандитской беседки не отходит, когда со мной здоровается, как будто одолжение делает — ба-а-альшой вор! Брат говорит: шестерит твой Мишка у блатных.

Однажды Мирок приехал во двор на угнанной полуторке. Когда он отвалил борт, мы увидели в кузове три мотоцикла. Они беззащитно лежали на боку, как краденные бараны. По рыжим подзаборьям и заплеванным подворотням пошла гулять великая Миркова слава.

Если правду сказать, мне тоже немного нравились наши блатные. Такие татуировочки у них и вообще. Мы с Аркашкой тоже решили обязательно сделать себе по наколке. Ну, такие не очень большие, лучше всего одну какую-нибудь букву с точкой. Вообще-то я хотел наколоть якорь, но боялся, что его сразу заметят. А небольшую букву можно. Пусть гадают, в кого ты влюблен.

— Не выйдет, — сказал Аркашка, — сегодня ее так зовут, а завтра…

— А я не собираюсь ей изменять.

— В жизни всякое бывает, — вглядываясь в дали будущего, мудро сказал друг…

Над шестерками своими блатные иногда зло и жестоко шутили, а прочую дворовую мелюзгу никогда и пальцем не трогали. Однажды у нашего участкового украли они его пестоль. И так незаметно, что он и не рюхнулся. Он после напился, пришел во двор — плачет, слезы прям текут.

— Ребят, отдайте пестоль! Христом-Богом молю. Меня ж посодють.

— А ты в кобуре смотрел? — издевательски спросил кто-то.

— Смотрел, — понуро сказал он.

— А ты еще посмотри, может в первый раз как-нибудь случайно не заметил?

— Да вот же кобура, — расстегнул он кобуру.

— А ты разве в кобуре-то пестоль носил? — спросил другой.

— А что же? Конечно, пестоль.

— А я думал, тебе баба туда бутерброды дожит. — Шестерки подхалимски заржали.

— Ну зачем? В кобуре пестоль был, — сказал участковый Жиганов и стал совать им в нос пустую кобуру. — Вот в этой кобуре.

— Да пошел ты отседа, дядя, покеда хоть кобура-то целая, а то надоешь — нос откусим.

Но тут Жиганов брык перед ними на колени и говорит:

— Я же понимаю, вы все ребята хорошие и не со зла, да мне и не надо сейчас-то, я и с кобурой пока похожу. А вот вы к вечеру, когда уж темно будет, подбросьте его в окно домоуправления. Предупреждаю, — вдруг вернулся он к командному тону, — окно будет специально открыто. — Видно он забыл, что смешно командовать, стоя на коленях.