Журнал Поляна - Поляна, 2014 № 03 (9), август

Вернувшись в дом, он перелил воду с креветками из пакета в таз, чтобы потом сварить их, а женщина сняла с себя купальник, выжала и повесила на веревку, натянутую под потолком в углу комнаты.

Женщина была маленькая, с длинными волосами, и когда она, сидя над ним, набрасывала на их лица волосы, они оказывались словно бы веще одном маленьком доме, в щели которого заглядывал любопытный свет. У нее была смуглая кожа, ясный взгляд, лицо тринадцати лети ей девочки и тело взрослой женщины. Она любила море, креветок, ветер на пляже, любила его и кормила бездомных собак, побиравшихся в этом пустынном лагере отдыха на побережье Черного моря, отчего он любил ее каждый день еще больше, хотя, казалось, больше уже некуда. Е[о все равно, сегодня — больше, думал он, ныряя, чтобы посмотреть, как под водой крутятся спирали песка, да, еще больше, и выныривал, чтобы взглянуть теперь на нее — далекую и очень маленькую на пляже.

Собак она нашла на третий день их отдыха, когда они возвращались из столовой, где кормили непритязательно, но порции давали большие, и им это нравилось, потому что они часто были голодны. Два щенка — рыжий и черный, и мордочки у них были потешные, когда он фотографировал их на руках своей женщины. Он не позволял ей кормить щенков чаще двух раз в день, потому что знал — скоро они уедут, и если щенки не научатся добывать себе пропитание, то погибнут зимой, когда в санатории не будет отдыхающих.

Фотографировал он лучше нее, поэтому сам почти не снимался, и они потратили четыре пленки на тридцать шесть кадров. Он часто думал, что, когда вернется в город, выложит снимками пол, и у них снова будет один день моря. Вот она просыпается, лежит, улыбаясь ему — выходит из дома — останавливается у дерева, накинув на плечи свитер, потому что утром еще прохладно — сидит на корточках, разглядывая чайку, которая осторожно подбирается к куску хлеба, оставленному кем-то на пляже — стоит в море, подняв плечи, словно просит о чем-то у неба — глядит во тьму. Эту, последнюю фотографию, он снял ночью, когда не было даже луны. Они вышли на пляж — позади горели огни санатория, а перед ними было еще несколько метров песка и едва слышное темное море, которого они, впрочем, не видели. Страшно, сказала она, и даже вспышка фотоаппарата ничего не изменила, только осветила на миг ее, словно она была во тьме, и только во тьме, и не было ни моря, ни песка, только она да отсутствующий свет. Им показалось, что море вот-вот начнет наступать, и они не заметят, как вода покроет всю землю, — поэтому они пошли прочь от моря, держась за руки, и он понял, что сдерживает себя, чтобы не побежать.

Ну, а в остальном все было прекрасно. Они хорошо ели и даже готовили себе еду в кастрюле, варили ее электрическим кипятильником, а на рынке, куда надо было идти два километра от базы, он покупал пиво «Золотой фазан». Когда мужчина ловил слишком много креветок, то они делились ими с соседями — молодой семьей с двумя детьми. После того как пошли дожди, семья уехала, оставив им несколько мелких, но очень сладких арбузов, и, прощаясь, он подумал, что где-то видел этого молодого парня, уже обзаведшегося женой, детьми и машиной. Но передумал спрашивать.

Они пошли на пляж, а когда вернулись — обнялись. Каждый почувствовал песчинки на коже другого: посмотрев ей в глаза, он почему-то подумал, что у нее испуганный взгляд, но это, конечно, было не так.

Курортные романы…. Фу, как банально и предсказуемо, сколько об этом написано и сколько историй рассказано в мужских компаниях за бутылкой вина, или, того хуже, за пивом с водкой в пропорции три к одному.

Покрасневшие лица, потные лбы, бледные, кривые улыбки, прыгающие губы, споры, гогот и похлопывание по плечу. Или мертвая тишина, только захлебывающийся от счастья быть услышанным голос солиста, героя на несколько минут. Разные рассказывают истории о курортных романах. И я участвовал в пьяных мальчишниках, и я рассказывал и слушал, балдея, ржал, как конь. Все бывало. Сауны или закутки на десяток человек в ресторанах — штука, знаете, такая…, к откровенности располагающая, когда выпьешь под хорошую закуску, да и без нее тоже. Но не все рассказывают и по пьяни, у всех есть тайны. У кого — боль сердечная, у кого — грех, у кого — ни то, ни се.

Есть тайна и у меня. Эта история — живая, она не окаменела в слоях моей памяти, она наверху и всегда там останется. Мало того, мне иногда кажется, что она будет иметь продолжение. Но это только кажется, продолжения не случится, знаю. Воспоминания о тех днях я смакую уже не один год, осторожно, почти с трепетом зажигая словно свечи, строго отмеренные кусочки памяти. Так пьют хорошее вино, так читают хорошую книгу, поглядывая, сколько еще осталось. Думается мне, что вспоминаю я о любви и даже в этом почти не сомневаюсь, потому что нет у любви законов и правил, она может быть взглядом, словом, прикосновением, может длиться год, день, минуту даже. И ничем не хуже той, которая длится всю жизнь, хотя такой и не бывает, по-моему.