Инго Шульце - 33 мгновенья счастья. Записки немцев о приключениях в Питере

«Ой-ё-ёй! — Виктория Федоровна прижала лицо к окну и забарабанила ногтями по стеклу. — Свинство, а не погода!» — и стала греть руки о батарею.

Чашка у постели напомнила ей о прошедшей ночи. Она лечила озноб, комок в горле и тяжесть в желудке горячим несладким чаем, но во рту остался такой вкус, что ее чуть не вырвало. Все это происходило из-за гриппа — она уже несколько дней ходила с гриппом. Головные боли, несварение желудка, слабость в ногах как появились, так должны были и пройти. Но они не исчезали, и Виктория Федоровна привыкла к ним, как привыкаешь к слишком тяжелому пальто, в котором потеешь, но как только снимешь, мерзнешь.

Покалывание в затылке исчезло, а также и эта усталость, которая, когда она вставала, сосредоточилась в одной болезненной точке головы, как раз в том месте, которое еще недавно касалось подушки. Она осторожно наклонила голову к правому плечу, потом к левому и назад, туда-сюда, приложила нагретые руки к небольшой округлости живота и отправилась на кухню. Ее главной целью было позавтракать и при этом не опоздать на работу.

Виктория Федоровна сунула обгорелую спичку в пламя газовой колонки, зажгла ею среднюю конфорку, повернула кран, водопровод зафырчал, она открутила кран побольше и подставила чайник под струю. Достала из холодильника масло, творог, большую банку варенья и завернутый в пакетик хлеб, оставшийся с воскресенья. Придвинула нож к тарелке и поставила чашку и сахарницу. Ей нравилось заботиться о себе. Вот только ситечко для чая снова куда-то запропастилось. По опыту Виктория Федоровна знала, что стоит посмотреть на краю раковины в ванной. И правда, ситечко лежало около мыла.

Она тут же встала в ванну, бросила ночную рубашку сразу на оба больших крючка напротив и побалансировала на пятках, поскольку вода была еще холодной.

В зеркале для бритья, которое висело на оконной раме наверху и принадлежало сыну — окно пропускало дневной свет с кухни, — она видела лишь корни волос. Ей приходилось подниматься на цыпочки, чтобы заглянуть себе в глаза.

«А все потому, что я больна», — заметила Виктория Федоровна и пыталась понять, можно ли догадаться по одним глазам, что она улыбается. Наконец-то под пальцы ног потекло тепло.

Она затолкала волосы под купальную шапочку, присела на корточки и включила душ. Закрыв глаза, подставляла воде то левое, то правое плечо, направляла струю на нос. Минуты две понежилась. Потом принялась чистить зубы, намылилась. Хоть она и была жгучей брюнеткой, на ногах и руках у нее почти не росли волосы, поэтому в июне она, не колеблясь, ходила без чулок. Закинув ногу на край ванны, она осторожно массировала икру, провела несколько раз вдоль голени, растирала пальцы — осколочки лака на ногтях еще напоминали о лете. Ополаскивание было слабым звеном в ее распорядке, потому что Виктория Федоровна так наслаждалась теплом, что зачастую только свисток чайника возвращал ее к реальности. Выйти из ванны всегда было труднее, чем встать с постели: чай еще поддерживал приятный тонус, но потом она целый день мерзла.

Приподняв пальцами шапочку у висков, ловко сбросила ее в раковину и стерла капли с рук, ног и попы, сплошь покрытых гусиной кожей. Сужая круги, она водила указательным пальцем по замутневшему зеркальцу для бритья. Если она его перевешивала в другое место, Игорь Тимофеевич, ее сын, во время своих редких визитов ворчал точно так же, как прежде ее муж. Она увидела, что улыбается, и продолжала водить пальцем по зеркалу, отступила на пару сантиметров, втянула живот, пошевелила пальцами на ногах и выдохнула. Она действительно похудела. Виктория Федоровна выудила среди других вещей на крючке голубой халат, свой любимый, запахнула полы, завязала кушак и взяла ситечко.

Она издавна взяла себе за правило, когда одна, вести себя так же, как в обществе. Это была та же борьба с бескультурьем, что и аккуратно накрытый стол. В пять минут девятого она съела творог с вареньем и бутерброд, выпила три чашки сладкого чая.

«Если удастся не опоздать, неделя пройдет гладко!» Она поставила посуду в передний левый угол мойки, вылила остатки горячей воды из чайника, отвернула кран, натянула желтые резиновые перчатки и щеточкой вымыла посуду. Обе чашки, тарелку, нож и ложку аккуратно составила в правый передний угол. Вытерла со стола, ополоснула тряпочку и отжала. Как раз когда она в спальне бросила в корзину грязное белье, дважды глухо стукнуло в подъезде: десять минут девятого. Марья Ивановна — это надежно. Поскольку она уходила последней из всей семьи, радио не было слышно, пока дверь стояла открытой.