Катрин Панколь - Желтоглазые крокодилы

— Поэтому я видела тебя по телевизору!

— Я научилась защищаться, научилась драться, стала сильной… Будучи от природы высокой и крепко сбитой, я стала чемпионкой по боевым искусствам. Могла исполнять свою роль так, что ни возникало ни малейшего подозрения на мой счет. Все было бы прекрасно, если бы я не встретила этого мужчину.

— Мужчину в черном, что сидел тогда на коврике?

— Я безумно влюбилась в него и однажды вечером рассказала мою тайну… Я так любила его, хотела, чтобы мы вместе уехали, он говорил, что у него нет денег, я доверилась ему, и с этого начались все мои неприятности. Он жалкий человек, но такой обаятельный! Это моя темная половина. А физически… Вдали от него я еще держусь, но когда он рядом, он может делать со мной все, что угодно. Очень скоро он стал меня шантажировать, угрожал все рассказать журналистам. То были годы Дианы, скандальные, жуткие годы, Annus Horribilis… Помнишь? Пришлось поговорить с отцом, а он рассказал матери, и они сделали то, что делают при всех королевских дворах, когда хотят сохранить тайну: купили его молчание. Ежемесячная рента в тридцать тысяч евро, чтобы он не раскрывал рта. Взамен я обещала уехать, поменять имя и никогда больше с ним не видеться. Тогда я и переехала во Францию, в наш дом. Я взяла план Парижа и окрестностей, ткнула пальцем не глядя и попала в наш квартал! На каникулы мы уезжали в Англию, там я продолжала играть роль секретного агента при королеве и ее дворе. В ту пору были сделаны фотографии Гэри с Уильямом и Гарри. Ну вот, теперь ты знаешь практически все…

— Гэри тоже знает?

— Да. Я поступила, как мой отец. Когда Гэри исполнилось семь лет, я сказала ему правду. Это нас очень сблизило, и он как-то сразу повзрослел. Теперь между нами поистине нерушимая связь…

— А человек в черном не будет тебя преследовать?

— После его приезда в Париж я предупредила людей в Лондоне, и на него надавили. Понимаешь, он тоже боится, боится потерять свою пожизненную ренту, боится спецслужб. Его быстренько припугнули. Не думаю, что он вернется мне докучать, но предпочитаю держаться от него подальше, так безопаснее — да и сама я так скорее его забуду. Пора перевернуть страницу. Потому-то я спокойно рассказала тебе сегодня обо всем. Зря он заявился в Париж, это уж слишком. Я поняла, что больше не позволю ему терроризировать нас… когда утром он уходил, я почувствовала только невероятное отвращение, мне стало противно, что он вот так вот годами мною вертел.

Она посмотрела на звезды и вздохнула:

— У меня теперь будет время с ними поговорить.

И, через мгновение:

— Отправишь ко мне на каникулы Гэри, и девочек тоже, если они захотят… А в июне, когда он будет сдавать экзамены, я могу приехать и пожить у тебя, чтобы его поддержать?

Жозефина кивнула.

— Ты мне заменишь мадам Бартийе, я от такого обмена только выиграю!

Ирис посмотрела в окно. Она ненавидела январь. Февраль она тоже ненавидела, не говоря уже про март с апрелем. В мае у нее начиналась сенная лихорадка, в июне было слишком жарко. Вот и комната ее уже бесила. И сама она плохо выглядела. Открыв шкаф, обнаружила, что ей нечего надеть. Рождество вышло кошмарным. «Какой ужасный праздник, — думала она, прислонившись лбом к стеклу. — Вдвоем с Филиппом у очага, какая мерзость!»

Они ни разу не говорили о поездке в Нью-Йорк.

Они избегали друг друга. Филиппа целыми днями не было дома. Если он приходил часам к семи вечера, то лишь для того, чтобы пообщаться с Александром. И вновь уходил, когда сыну пора было в ванну. Она не спрашивала, куда он идет. Он жил своей жизнью, она своей. «А что я, собственно, беспокоюсь, мы всегда так жили».

Ирис решила забыть Габора. Каждый раз при мысли о нем словно острый нож вонзался ей в сердце. Она задыхалась, боль рвала ее на части. Когда она вспоминала о том, что произошло в Нью-Йорке, накатывала тошнота, голова кружилась. Она будто стояла на краю пропасти. Дальше дороги нет, разве что прыгнуть в пустоту… Пустота пугала. Пустота манила.

Она жила рассеянно, по инерции.

Пик ее славы миновал. Три месяца пресса бурлила, потом нашлись другие поводы почесать языки. К ней почти утратили интерес. Это всегда так быстро происходит! До Нового года ее часто приглашали — то фотосессия, то вечеринка в ее честь. А теперь… Она заглянула в еженедельник, о-па! Фотосессия для «Гала» в следующий вторник… «Не знаю, как одеться, надо спросить Гортензию. Точно, попрошу Гортензию придумать мне новый имидж! Хоть развеюсь. Вместе пробежимся по магазинам. Надо мне придумать какой-нибудь фокус, чтобы раньше времени не сойти со сцены». Огни прожекторов опьяняют — но стоит им потухнуть, начинается нервная дрожь.