Кирилл Манаков - Хроники последнего лета

Ахмед, окончательно потеряв возможность критически воспринимать действительность, переводил безумный взгляд с паука на львенка. Последней каплей стал пинг-понг, о котором с непонятной кровожадностью говорил членистоногий злодей — да, да, именно злодей, а кем еще может быть такая ужасная тварь?! Какой пинг-понг?! Они что, совсем с ума посходили?! Хотя, это, возможно, самое разумное предположение за последнее время.

Тем временем, в лапах паука и львенка непонятным образом возникли ракетки. Ахмед немного отстраненно подумал, что интересно, как эти зверюшки ухитряются их держать — пальцев-то нет! Присмотрелся и увидел — львенок удобно ухватил ракетку поролоновыми пальчиками, а паук приспособился держать ее острыми коготками. Это было так забавно, что Ахмед улыбнулся.

В следующую секунду ему стало не до смеха. Паук резко взмахнул ракеткой, словно нанося удар по невидимому шарику, и вскричал:

— Гордыня!

Ахмед почувствовал, что этот самый невидимый шарик как ракета влетает ему в голову и взрывается миллионом ярких картинок. Нет, не картинок — до невозможности явственных сцен из жизни. И все они видны и понятны одновременно, и все они раскаленными иголками впились в мозг… Ахмед схватился за голову. Помоги, Всевышний, как обжигают эти воспоминания! Он даже не мог разобрать детали — все воспринималось какой-то отвратительной массой, вызывающей нестерпимую боль, и причиной этой боли была его, Ахмедова, гордость!

Боль нарастала, но тут вступил в игру львенок. Он взмахнул ракеткой и крикнул:

— Доброта!

Холодный как снег шарик лопнул в голове, смывая боль мятно-лимонной свежестью, а шевелящаяся куча мусора стала с шипеньем таять.

Но не дремал паук!

— Гнев!

Ахмед закрыл глаза, сжал голову руками и страшно закричал.

Доктор был добрым и румяным, с маленькой бородкой и круглыми очками. Впрочем, глядел он, слегка прищурившись, поверх очков, отчего казался очень умным и слегка ехидным.

— Где я? — прохрипел Ахмед, пытаясь приподнять голову и оглядеться.

— Что вы, — забеспокоился доктор, — ради Бога, не волнуйтесь!

Он положил мягкую ладонь на лоб Ахмеду, прислушался к ощущениям и уверенно заявил:

— Все уже позади. Теперь можете отдыхать и набираться сил.

От этой уверенности и прикосновения теплых рук стало значительно легче, и Ахмед расслабленно откинулся на подушку.

— Я в больнице?

— Разумеется! — радостно воскликнул доктор, словно факт пребывания брутального горца в лечебном учреждении доставлял ему немыслимое удовольствие.

Подошла суровая медсестра и сердито засунула Ахмеду подмышку градусник странного раритетного вида. Такой же лежал у бабушки в верхнем ящике стола.

— Везунчик, — сказала она густым басом, никак не вязавшимся с точеной фигуркой и тонкими чертами лица.

Ахмед почувствовал, как кровь приливает к затылку и пульсирует там, словно назойливый барабан, по спине пробегает холодная волна, а волосы на всем теле помимо его воли шевелятся и поднимаются.

Миловидное личико медсестры вдруг исказилось, пошло какими-то глумливыми гримасами и приобрело знакомое паучье выражение. Зато доктора внезапно стал похож на доброго львенка Рычалку.

Медсестра вытащила градусник, долго его рассматривала и, наконец, вздохнула с явным сожалением:

— Все в порядке. Здоров как бык.

Доктор виновато улыбнулся и развел руками:

— Прости Ахмедик, но мы должны были убедиться, что возвращаем тебя в целости и сохранности.

Ахмед привычно закрыл глаза, сжал голову руками и страшно закричал.

Последние несколько дней Наташа пребывала в странном душевном состоянии. Множество важных и неотложных дел, свалившихся на нее, заставляли держать себя в руках, но стоило остаться наедине со своими мыслями, как все происходящее казалось ночным кошмаром или болезненным бредом. В детстве она испытала что-то подобное, пережив тяжелейшее воспаление легких. Тогда реальность так сплелась с горячечными картинками, что разделить их было невозможно.

А еще Наташа очень скучала. Как так — лежать в постели одной и понимать, что Тёмка где-то далеко, ему плохо, и вообще непонятно, когда он сможет вернуться. В такие минуты Наташа рыдала в подушку, жалея и себя, и Рудакова.

И вот, в такой тоскливый и полный безнадежности вечер, раздался телефонный звонок. Наташа сначала не хотела подходить — в такое время по делу никто не звонит, а говорить с мамой или одноклассницей Тамаркой настроения не было. Опять выслушивать мамины нотации на тему «я тебя предупреждала, докатился до тюрьмы» или тамаркины ахи-охи? Нет уж, увольте… Тем более трезвонит домашний, если кому-то очень надо — наберут на мобильный.