Тим Лотт - Штормовое предупреждение

— Его, видите ли, не устраивает такая работа, а я уже, считай, тогда договорился. По крайней мере был бы верный кусок хлеба.

Чарли до сих пор жгла обида на сына за то, что тот пренебрег его рождественским подарком, льготной профсоюзной карточкой, на подсознательном уровне он даже немного злорадствовал — ничего, пусть теперь покрутится, хлебнет настоящей жизни. В его отношении к сыну явно проскальзывает странная жесткость, хотя Чарли не признается в этом даже самому себе, избегая слишком глубоких погружений в свое "я". Та же часть его натуры, которую он хорошо знает, желает Роберту только добра.

Наконец появляется официант с бутылкой вина и наливает немного в бокал Чарли — для дегустации. Немного отпив, Чарли нащупал кончиком языка кусок пробки.

— Там крошки от пробки.

— Не может быть. Вам показалось. Попробуйте еще.

Официант произнес это столь непререкаемым тоном, что Чарли больше не решается роптать. Он делает большой глоток. Вино вполне приятное, но Чарли совсем не убежден, что приличное вино должно быть на вкус именно таким. Тем не менее он нехотя кивает. Наполнив оба бокала, официант удаляется. Чарли раздосадован, ему хотелось поставить этого красавчика на место. Он чувствует, что выглядит перед Морин не лучшим образом.

Оба опять проваливаются в вязкое молчание. За двадцать два года супружеской жизни все точки зрения, все пристрастия, все слабые места и опасные темы уже выяснены и разложены по полочкам. Жизнь их давно напоминает плаванье вокруг вдоль и поперек исхоженных скал, вокруг вещей в их старенькой квартире, похожей на мелкий и совершенно прозрачный прудик. Чарли кажется (хотя он об этом не задумывается), что он слишком уж хорошо знает Морин, так же хорошо, как свой типографский камень в наборном цеху, каждую черточку, каждую зазубринку. Он уверен, что в душе Морин для него нет тайн, он сумеет прочесть в ней все, даже задом наперед, запросто, как зеркально перевернутые буквы на печатной форме. Морин и собранные из металлических строк полосы набора очень похожи: своей плотностью, основательностью, надежностью. И скучностью. Но Чарли с детства внушали, что от жизни глупо ждать веселья или ах какого счастья. Радуйся тому, что имеешь; нужно исхитриться сохранить хотя бы это, защитить то, что тебе дано.

Заметив хлебную крошку в уголке его губ, Морин смахивает ее салфеткой. И в конечном итоге не выдерживает она, она первая нарушает это изматывающее молчание:

— А какой момент в нашей с тобой жизни был для тебя самым-самым счастливым?

Чарли откидывается на спинку стула, застигнутый врасплох.

— Смешной вопрос.

— Разве?

Чарли приказывает себе сосредоточиться, иначе брякнешь что-нибудь не то.

— Даже не знаю, что сказать, Мо. Их было так много.

Он чувствует, что нисколько не слукавил, сказал то, что есть. Он вообще не понимает, что такое счастье, зато хорошо понимает, когда его нету. Печали правят миром, они гораздо могущественней веселья. Однако он знает, что от него ждут точный ответ, и старательно вглядывается в почти стершиеся уже изображения на карте прошлого.

— Погоди, дай подумать. Ну а ты что скажешь? Какой твой самый счастливый?

— Когда родился Роберт.

— Я так и знал.

Нет-нет, он не обивал тогда больничный порог. Узнав, что стал отцом, Чарли отправился прямиком в табачную лавку и купил себе сигару. Сигар он не любил, но все равно купил одну, потому что во всех фильмах осчастливленные мужчины сразу хватались за сигару. От крепкого табака, помнится, его стало мутить.

Страх, вот что он почувствовал в тот день. Он и сам не заметил, как его окрутили. Все из-за того, что Морин залетела. Надо было быть осторожнее. Получше изучить собственный организм и повадки своего Мистера Стояка. Не он первый попался. Думал, что он умнее всех, все так думают, пока женские лапки намертво в тебя не вцепятся, во всю твою жизнь.

Когда появился Роберт, стало ясно, что теперь они завязли: вдвоем до самого конца, только он и она. Будут тянуть лямку лет тридцать, а то и все сорок. Это очень долгий срок. Это чертовски долгий срок. Но на свете существует много вещей, с которыми приходится мириться. Например, с войной. Ты должен быть еще одним в этой жизни, в этом твое главное предназначение. Жениться на еще одной. Произвести еще одного ребенка или еще нескольких. Делать то, что делали сотни парней до тебя, становиться в общий строй. "Стройсь!" — эхом отозвался в памяти приказ их сержанта, из тех дней, когда Чарли тянул лямку в армии… Чарли улыбнулся. Стройсь. К этой команде, собственно, и сводится вся жизнь…