Филипп подошел к телефону.
— Рауль! Как поживаешь?
— Да как ты можешь задавать такие идиотские вопросы?! — взорвался Жаба. — Это цунами! Настоящее цунами! Все рушится! Я завален папками с делами! Контракты, которые следовало подписать, находятся в подвешенном состоянии, люди бесятся и выходят на митинги, они хотят гарантий, а банкиры трусят… А я все это разгребаю, как дурак!
— Успокойся, подыши глубоко… — остановил его Филипп.
— Легко тебе говорить! Ты, похоже, умыл руки!
— Нас всех это касается, и все мы в той или иной мере будем задеты. Что толку дергаться? Надо делать хорошую мину при плохой игре.
— Вверх по лестнице, бегущей вниз, старик. Если не будешь дергаться, улетишь в пустоту. Они все пришли сюда, ищут зацепки в тексте контрактов, чтобы не подписывать, не брать на себя обязательств, и в итоге все блокируют. Мы в полном дерьме, говорю тебе, в полном дерьме! Суд завален делами банкротов, и это еще только начало! Все впереди!
— Мы чисто ведем дела, не следует нервничать, переждем грозу и потом все выкупим заново.
— Это работа судебного писаря, согласен, но не работа, приносящая доход! Я хочу вести выгодные дела, мне неохота штопать дыры и подбирать крохи! Я хочу навара, большого навара!
— Время большого навара миновало…
— Собрание на следующей неделе в Париже! Технический персонал придется сократить! Когда ты сможешь приехать? Еженедельник! Быстро! — завопил он секретарше. — Принесите еженедельник!
Они договорились о дате, и Жаба повесил трубку, проквакав напоследок:
— В твоих интересах найти верное решение! Тебя зачем наняли, ты забыл?
— Меня никто не нанимал! Я не твой подчиненный, Рауль, не забывай об этом!
Филипп разозлился не на шутку. Вот тараканище! Вонючее насекомое, так и раздавил бы его каблуком. Конечно, все сейчас обрушится… Но потом опять поднимется, они вновь задешево выкупят дело и заработают еще больше денег.
Или он не станет выкупать…
Оставит все как есть. Так безобразно, как оно есть.
Он уйдет.
Последнее время его все чаще охватывало отвращение.
Тошнило от людской жестокости, трусости и узости мышления. Галерейщик из Лос-Анджелеса рассказал ему, что отныне брокеры будут играть на понижение. Чем больше теряет биржа, тем больше они выигрывают. «А если акции поднимутся?» — поинтересовался Филипп. «Так быстро они не поднимутся, люди здесь думают, что обвал будет продолжаться, в любом случае они готовятся к этому».
Времена скоро изменятся — так, может, оно и к лучшему? Мир кипел грязными страстями. Желтоватая пенка собиралась на потускневших чувствах.
Ему хотелось освободиться от этого.
Сегодня утром он вытащил все вещи из гардероба и попросил Анни отнести их в Красный Крест. Странная веселая легкость охватила его, когда он подумал, что больше не увидит в шкафах шеренгу серых костюмов, белых рубашек, галстуков в пристойную полоску.
И сказал себе, глядя на гору одежды у своих ног: наконец-то можно сбросить униформу.
Когда Филипп Дюпен решил удалиться от дел, поселиться в Лондоне и коротать время богатым бездельником, коллекционируя произведения искусства, экономическая ситуация в мире была стабильной. Да, уже гремели финансовые скандалы, уже появились первые ласточки — дела против фининсистов, уличенных в мошенничествах, но как будто ничто всерьез не угрожало мировому экономическому сообществу.
А сегодня снимали вывеску знаменитого магазина «Вулворт»: в результате административного расследования фирме пришел конец. Закрылись более восьмисот магазинов, и тридцать тысяч служащих оказались на улице. Сити бурлил, как кипящий котел. Время от времени оттуда просачивались самые невероятные слухи: сведения о нарушениях у «Маркс и Спенсер», «Дебенхэм», «Хоум Ретайл Групп» и «Некст», известия о крахе дюжины средних предприятий — от ста до двухсот магазинов, ликвидация к концу года четырехсот сорока небольших производителей и еще двести тысяч безработных. Производство предметов роскоши тоже оказалось затронуто кризисом. Увольнения у «Шанель» и «Малберри». Безрадостные новости плодились как мухи. Безработица, крах кредитной системы, повышение цен на продукты питания и общественный транспорт, падение курса фунта стерлинга. Эти слова, как комья глины, падали на гроб британской экономики.
Кризис представлялся серьезным. Мир должен измениться.
Ему необходимо измениться.
Но если повторять одни и те же ошибки, мы не сможем его изменить. Нынешний кризис затронул пока финансовый сектор, но скоро он выскочит на улицы, скоро коснется каждого из прохожих, за которыми Филипп ежедневно наблюдал из окна. Миру необходимо, чтобы люди взглянули на все вокруг с другой колокольни. Люди должны вновь обрести доверие к экономике, которая работает на них. Работает на то, чтобы у них была достойная и при этом прилично оплачиваемая работа. Для всех, а не только для кучки избранных, которые наживаются за счет тех, кто на них горбатится.
Читать дальше