Евгений Москвин - Предвестники табора

Действительно Мишка оказался прав: нам понадобилось еще всего-навсего два дня, чтобы достроить его гениальное творение, — я таскал с нашего участка гвозди и старые балки, даже толь, каждый раз выпрашивая это у матери едва ли не по десять минут, — и то удача мне, в конце концов, улыбалась лишь по той причине, что в наши пререкания вмешивался дядя Вадик, — так что и правда «верхотура» получилась весьма ценным произведением искусства — во всяком случае, ценным с точки зрения тех усилий, которых стоила мне добыча материалов.

Что в результате она представляла собой? Грубо говоря, куб, стоящий на четырех бревнах, каркасный, безо всяких стен, но зато с небольшим козырьком наверху, «чтобы тому, кто залезет на „верхотуру“, солнце не слепило глаза, и он не свалился бы вниз», — так пошутил Мишка.

Однако на этом мытарства не кончились — мой брательник решил, что ее надо обязательно покрасить, и притом непременно в рыжий цвет — как раз под цвет нашего автомобиля.

— Можно будет устроить в ней штаб. Что скажешь?

— Отлично! Штаб! — подхватил я в восторге.

— Сядем на балки, здесь всем места хватит… а вообще говоря, это строительство меня кое-чему научило.

— Ты о чем?

— Ну как же? Разве ты не видишь мои сбитые ногти? Если я захочу теперь снова разыграть свою смерть, я достану из-под них кровь и измажу ею себе рубашку. Вот так-то! Хе-хе… Кто-то скажет, что это не слишком эффективно, но все же не так банально, как если бы я взялся использовать для этого дела остатки рыжей краски…

Будучи уже на крыльце, мы с Мишкой, как часто у нас бывало перед каким-либо предстоящим мероприятием, завязали спор — я предлагал ему отправиться к «верхотуре» на велосипедах, а он наотрез отказывался.

— Ты что, не помнишь, что вчера произошло?

— Ты о…

— Да, именно. Я о «Море волнуется раз», когда я изображал фигуру незадачливого механика. Мой велик проехался мне колесом по ноге, а значит, стоит только мне сесть на него, мы сразу с ним поссоримся, и он скинет меня вниз.

— Ну ты же не можешь знать этого точно, а? — я повернул козырек кепки на затылок (чтобы никому из моих неприятелей не захотелось «выключить свет»), — а затем расстегнул рубашку, уже в который раз, машинально, — Стив Слейт из «Midnight heat», которому я старался подражать, всегда ходил с расстегнутой; посмотрел вниз: наличие брюк окончательно убедило меня в том, что я чрезвычайно похож на него. Ведь когда Стив расследует очередное преступление (а не валяется на пляже в праздном созерцании моря), — он всегда надевает брюки. (Конечно, никакого подобного акцента в фильме «Midnight heat» не было сделано и в помине — это было мое собственное и неверное тогдашнее наблюдение). Надеюсь, матери нет поблизости? Она, конечно, тотчас заставила бы меня надеть шорты — для загара; загар был еще одной точкой ее нажима — на сей раз, на меня индивидуально.

— Вот в том-то все и дело: я точно это знаю.

— Откуда ты можешь знать?

— Знаю и все!

Мишка иногда спорил очень нервно, делая резкие кивки своей кудрявой шевелюрой, и если речь шла о мелочах, эти кивки иногда становились еще быстрее, еще жестче; на сей же раз, изо рта его даже брызнула слюна. (Впрочем, такие эмоциональные всплески случались у него только при общении с родственниками).

— Сегодня вечером я помирюсь с ним — вот тогда и наездимся, и даже к «верхотуре» поедем в следующий раз на великах. А пока — нет уж, не обессудь.

В другой бы раз спор на этом и кончился, но сегодня был особенный случай. Я еще некоторое время не отступал.

— Послушай, Миш, Лукаев… вдруг мы выйдем на пролет, и он возьмется ловить нас. Ты же знаешь, у него… фиу… — я покрутил указательным пальцем у виска, — на великах мы запросто угоним.

— Да не волнуйся… — на секунду-другую Мишка все же запнулся, — ничего он не сделает нам — будь спок. Щас, смотри-ка он пойдет за нами гоняться!

— Мишка!

— Ну что?

— А если все ж таки пойдет?

— Тогда будем вести себя невозмутимо — мы ничего не знаем. По дому его кинули? Пусть попробует, докажет.

В те годы я не умел еще так без зазрения совести лгать и изворачиваться, да и какие Лукаеву доказательства — он просто навешает и все, — выходит, мне оставалась одна только перспектива — постоянного страха быть пойманным. Стоит ли говорить, что она меня несильно воодушевляла (строго, если бы мы и сейчас «вооружились» великами, это тоже ничего не решало) — Лукаев мог подкрасться и застать врасплох в любой момент. Я подумал, что «лето безнадежно испорчено» и что «мне только и светит трусливая беготня от оплеух», и от подобных мыслей даже благоговейное ожидание очередной серии приключений частного сыщика и дамского угодника Стива Слейта безнадежно померкло.