Илья Кочергин - Зависимые

Пошли обратно в наступающих сумерках.

Кордон как будто не изменился. Кажется, что идя за косолапо ступающим Серёгой, переходя через Аксушку по мостику, обернёшься назад, к своему дому, и увидишь развешанное на верёвке бельё. Да нет, вообще-то, уже не кажется.

Миша побродил по двору, пока Серёга ходил в дизельную, поглазел на высокий изрезанный горизонт, на перья облаков, разбросанные по всему небу. Затарахтел генератор, и над крыльцом зажглась лампочка. Татьяна открыла дверь и позвала его низким, резким голосом:

— Миш, давай, если что грязное есть, я замочу пока, — она как всегда улыбалась. — Я всё равно на машинке, вон Серёга завёл свет. Завтра уже высохнет.

— Да не, спасибо, Татьян.

— Давай, всё равно собралась стираться. На засратых, как говориться, чистота напала.

Миша засмеялся.

Сели на веранде, слушая, как сипит чайник. Серёга прошёл, щёлкнул выключателем — зажёг свет. Поставил на стол тарелку.

— Вот рыба, сейчас хлеб нарежу. Ешь, давай, не стесняйся.

Миша молчал, всё прислушивался к себе.

— Да, что-то мы как… не по-русски, — очнулся он. — Я что-то как-то это, Серёга… задумался. Извини.

Он покопался в своём рюкзаке, поставил на стол бутылку.

— Домашний коньяк из Франции. Рекомендую.

— Это как — домашний?

— Сам не знаю. Так сказали. Из Франции привезли. Я, правда, сам, Серёг, не пью. Мне чайку, если можно.

— А я, Миш, знаешь, тоже. Как раз вот… тоже три года. На Троицу.

— На Троицу?

— А говорят — на праздники хорошо бросать. И точно. И не хочу. Могу, конечно, на Новый год рюмку, но так — не особо. — Он придвинул к гостю хлеб, заварочный чайник, поставил пепельницу. — А так, у меня тоже есть, если хочешь, достану. Так что — смотри.

— Да нет. Я уже тоже два года как. Только не на Троицу. На Анонимных год отходил.

— Это что же? Кодировался что ли?

— Не, на Анонимных Алкоголиков, на собрания ходил. Не слышал такое?

— Не-а.

— Ну, поддерживают друг друга, разные истории про себя рассказывают. Программа у них есть — «Двенадцать шагов» называется. Типа, первый пункт — признать себя алкашом. Ну, потом — другим помогать и прочее. Молились вместе.

— Ага. Я тоже молился. Вот не верю во всю эту канитель, а молился. Точно помогает. А кодирование — это чепуха.

Серёга убедительно моргнул и кивнул головой в подтверждение сам себе.

— Давай, ешь.

Ночью — небо только малость посветлело — Михаил вернулся к своему коньяку. Он вышел покурить на террасу и сев за стол увидел перед собой бутылку. Сергей с Татьяной из приобретённой восточной вежливости не тронули её, убирая вечером посуду.

«Мог бы взять сейчас и выпить», — подумал он.

Но, конечно, не выпил. Миша привык к таким мыслям, возникающим сразу и ниоткуда. Он знал, что не выпьет, только оглянулся в сумраке и нащупал взглядом стакан на подоконнике. Этот стакан и бутылка были рядом, но, конечно, не для него, они просто так стояли. Из другой оперы. Миша был не с ними, он был сам по себе в тёмной утренней терраске у Серёги на Алтае.

Миша сидел, постукивал сигаретой по краю пепельницы и привычно наблюдал уже надоевший спор внутри себя:

— Я молчу.

— Молчишь. Знаю я, как ты молчишь. Молчит он! Ты же сам понимаешь, что это значит. Это конец. Выпьешь и — всё, конец. Не просто конец, а…

— Ну что ты орёшь? Я же молчу.

— Как-то ты так молчишь, что всё понятно.

— Конечно, понятно.

— Не понятно!

— Понятно. Всем уже давно понятно, все прикалываются над этими твоими Анонимными.

— Идиоты прикалываются.

— Посмотри на Серёгу. Рюмочку в праздник можно. А он пил посерьёзнее тебя. Просто захотел и на Троицу бросил.

— Врёт, это невозможно. Он зашился.

— Спроси у него сам.

— Он не признается. Или просто он не пьёт рюмочку в праздник.

— А что мы вдруг так разволновались? Что тут волноваться? Жизнь один хрен прожита. Тут уж волнуйся — не волнуйся… Посмотри, что осталось?

— Много чего осталось. Много. Много. Юлец остался…

— А ты к ней вообще приглядывался? Как она на тебя смотрит, как говорит с тобой… Что она думает про тебя…

— Думаешь, она лучше будет думать, если ты выпьешь?

— Лучше уже не будет. И хуже тоже. Она побольше тебя жизнь знает. У неё отец алкаш.

— Непьющий, отметим.

— У неё отец — алкаш. Мать чокнутая на руках. Да ей лучше будет, если ты поскорее сдохнешь и ей квартиру оставишь.

— Я лучше заработаю ещё на одну.

— О-о! Ты заработаешь. Ты оглянись вокруг, Мишуля. Глазки раскрой! Ты в какой стране живёшь? Бизнесмен! Тебе дают пока попастись, а потом твой вшивый бизнес ментам, а самого в тюрьму. И квартиру спустишь на адвокатов.