– Извините, – сказала я, прервав Клеофиду, – мне нужно пройти внутрь, чтобы посмотреть…
Но я не успела сделать и шагу к дому, как эта Клеофида прыгнула на меня, крепко вцепилась в мое плечо – чересчур крепко – и с шипением произнесла:
– Иди, если хочешь, сестра. Но запомни: посади рябину только по одной и единственной причине – чтобы держать не обретших покоя мертвых на расстоянии.
Она резко сняла руку с моего плеча. Казалось, она была способна ударить меня. Я вновь направилась к дому, жалко лепеча:
– …Мои соусы… они подгорят… и я… – но замолчала, когда Клеофида заговорила вновь:
– Будешь искать рябину, чтобы вырыть ее и посадить, – загляни в церковный двор, там всегда бывает рябина. – Она теперь подошла ко мне близко, еще ближе, пока я не почувствовала жар ее дыхания, и добавила шепотом: – Она растет рядом с тисом: умные люди знают, что их нужно сажать рядом. – Сказав это, она выпрямилась и широко улыбнулась. Ее манера вести себя внезапно необъяснимо изменилась. Дотронувшись пальцем до нитки ягод, висевшей теперь у меня на шее, она добавила: – И к тому же рябина красива! – Затем развернулась в вихре желтого шелка, издала переливчатый смешок и ускакала прочь.
Мне и раньше было зябко, теперь я совсем закоченела. Я стояла дрожа (Клеофида меня испугала), размышляя, как бы улизнуть из сада, прежде чем еще одна сестра захочет меня «поприветствовать»… Но не смогла этого сделать.
Следующую ведьму звали Зели. Приземистая и толстая, она была одета во все черное и подлетела ко мне по дорожке, как каменная глыба, катящаяся через мой сад. Когда же Зели заговорила, ее слова сопровождались свистом: у нее было немного зубов, а оставшиеся… как бы это сказать… располагались крайне неудачно – между двух верхних зубов была щербинка, через которую проскальзывал ее язык, когда она говорила. А тараторила она быстро, и из-за этого свиста было трудно понять что, но, кажется, с южным выговором. Язык был вполне понятный, но явно южнофранцузский диалект, ритмичный, прыгающий. Я говорю об этой ведьме без всякого пренебрежения: она, по сути дела, первой из сестер проявила какие-то признаки благовоспитанности. Зели привезла подарок, который вручила мне с такими примерно словами:
– Сестра, я счастлива, я рада / орех увидеть – украшенье сада! – Она нашла это забавным: – Не правда ли, звучит как заклинание? – И безудержно расхохоталась с хрипом и свистом, ее грудь в черном одеянии вздымалась от смеха.
Я сказала, что да, у меня в саду, кажется, есть несколько ореховых деревьев.
– Ореховое дерево – это хорошо, – сказала она.
Я ответила, что да, я тоже так считаю.
И тогда Зели извлекла из складок своего платья ореховую трость, изящную, с искусной резьбой. Ее лицо стало серьезным – мгновением раньше казалось, что те же самые черты заплыли жиром.
– Это кадуцей, – сказала она, вручая мне трость, – вроде того, что Аполлон подарил Меркурию, символ просвещенного духа.
Просвещенного? Уж этого про меня никак нельзя было сказать. Тем не менее я взяла у нее трость, оказавшуюся непостижимо легкой. Резьба создавала впечатление, будто это две трости, сплетенные вместе; по всей ее длине ползла змея, поэтому казалось… как бы точнее выразиться… что она живая , и я едва не выпустила ее из рук. Однако сумела удержать, в то время как Зели рассказывала мне, что Плиний использовал жезл из орехового дерева для прорицаний. Такой же посох был и у Моисея (Адам взял его из Эдема), именно с помощью этого жезла Моисей и Аарон наслали чуму на Египет.
– Как видишь, – заметила Зели, – это весьма могущественное орудие, если оно в правильных руках.
– Мои руки можно назвать правильными? – спросила я.
– Пока нет, моя милая, – просвистела она, – пока нет. – И с хихиканьем удалилась.
Некоторое время это еще продолжалось и дальше. Сестры появлялись из тени и показывали мне то, что обнаружили в моем саду, или говорили, что там отсутствует.
Ореховое дерево у меня было. Но помимо рябины мне, по всей видимости, следовало посадить также ясень, осину, бузину, остролист, дуб, боярышник и лавр. Боярышник – чтобы защитить мой дом от молнии, остролист – чтобы использовать при ворожбе, бузину – для амулетов и чтобы делать вино из ее ягод, осину – чтобы класть поверх могил с «не нашедшими успокоения» мертвецами. И так далее.
Должна признать: я мало понимала из того, что мне говорили, когда мимо проходила вереница самых странных, каких только можно себе представить, гостей. Наконец, насквозь продрогнув, будучи не в состоянии находиться в саду ни мгновением дольше, я сказала очередной ведьме:
Читать дальше