Она встала. Ее черные одежды слились с тенями, лунный свет упал на ее лицо, шею и руки, отчего они стали белее снега. Как всегда красивая, она, казалось, плыла в водоеме глубокой ночи.
– Это моя вина, – сказала она. – Я должна была…
– Нет, – прервала я ее. – Что сделано, то сделано. Пусть все будет так, как есть.
– Но на тебя обрушилось столько хлопот! – Она кивнула в сторону дома. – Зная твою склонность к излишествам , мне следовало…
– Arrete [82], – сказала я. Мы рассмеялись, я поднялась со скамьи и встала рядом с ней. Вокруг нас копошились сестры. – Довольно упреков.
И тут в наш разговор вмешалась необычайно высокая сестра, высунувшая голову из-за куста. Переведя дыхание, она скептически заявила:
– Но здесь нигде нет ни веточки рябины. Ни единого кустика!
Промолвив это, она вновь нырнула в заросли. Я рассмеялась. Теоточчи пожурила меня, но я просто не могла сдержаться.
– Хоть плачь, хоть смейся, – заметила я, добавив: – Скажи, та в черном, что приехала с тобой и Нико… Мне кажется, что я ее где-то уже видела. Возможно…
Я замолкла на полуслове, потому что меня отвлекла та же долговязая ведьма: она быстро приближалась к нам по дорожке. В бледно-желтом платье, на две головы выше меня, с развевающимися за спиной длинными волосами, она очень напоминала жирафа, скачущего по африканской степи. Ее взгляд был устремлен на меня. Когда уже казалось, что она вот-вот через меня перепрыгнет, она внезапно остановилась и, приблизив свое лицо к моему, спросила:
– Не правда ли, дорогая, у тебя есть одна-две рябины?
Я ответила, что рябин у меня нет, но, если понадобится, я могла бы посадить пару таких деревьев.
– Понадобится, дорогая! Обязательно понадобится! – Ведьма посмотрела на меня сверху вниз. Ее глаза разделял такой большой и искривленный нос, что казалось, она могла видеть меня одновременно только одним глазом; и действительно, она наклоняла голову во все стороны, разглядывая меня. Отступив наконец назад, чтобы лучше оценить мой наряд, она повернулась к Теоточчи и спросила: – Чего это она так вырядилась? Разве шабаш – ип bal masque [83]?
Теоточчи не ответила, но зато представила ее мне:
– Себастьяна, это Клеофида из Камбре.
Ни я, ни высокая ведьма не проронили ни слова. Мы стояли, уставившись друг на друга, напрягшись, словно кошки, повстречавшиеся на улице. Когда она наконец протянула мне руку (ничем не украшенные пальцы, похожие на ветки, покрытые красным лаком ногти, заостренные на концах), она показалась мне невероятно длинной. В руке ведьмы не было теплоты: когда я взяла ее, мне почудилось, что я пожимаю голую кость. Разжав свой рот, который до этого был плотно закрыт, как кошелек скряги, она произнесла без всякого выражения:
– Очень приятно. – И добавила: – Никогда не встречала ведьмы, у которой не было бы одной-двух рябин.
Теоточчи немного поддразнила Клеофиду, громко спросив, не слишком ли та любит рябину, чрезмерно доверяясь ее силе. Она вытянула руку и дотронулась пальцем до длинного ожерелья, свитого из рябиновых ягод цвета темного вина, висящего на шее Клеофиды.
– Вовсе нет, – хмыкнула Клеофида, нежно прикасаясь к ягодам, словно это были розы, а не рябина. – Эти рябиновые ягоды мне хорошо послужили. – Затем повернулась к моей мистической сестре и спросила, положив свободную руку на свое костлявое бедро: – Не хочешь ли ты сказать, что этой ведьме не нужна рябина?
– Я вовсе не это имела в виду, дорогая Клеофида, – ответила Теоточчи.
– Ты меня успокоила.
Она замолчала, и я ожидала, что ведьма сейчас повернется и уйдет своей легкой походкой в сад. Вместо этого она, к моему удивлению, сняла одну нитку ягод и подняла вверх. Инстинктивно я немного подалась вперед, Клеофида приблизилась, и я почувствовала нитку рябины на своих плечах. И все же мне не понравилась эта ведьма: ее поучающая манера говорить вряд ли могла помочь ей завоевать мое расположение.
Она рассказала, что в течение многих веков верующие всей Европы вешали кресты из рябиновых веток на двери домов, конюшен, хлевов и свинарников, чтобы отводить чары ведьм.
– Пользы от этого было мало, – сказала Клеофида, – но все же некоторые кресты имели силу: они были сделаны из веток дерева, которого никогда не видел тот, кто их изготавливал. Такой крест был, возможно, один на тысячу.
Хотела бы я знать, что она понимала под этим «имели силу»? Умирала ли ведьма, переступившая порог дома, украшенного таким крестом, корчась в ужасных судорогах? Я не спросила, потому что внимание мое все время отвлекали другие сестры, рыскающие в саду; некоторые из них куда-то несли вырванные из земли корни растений. Повсюду слышался треск ломающихся веток. Я даже различала щелканье ножниц. И я замерзла: ночь была звездная, ясная, бодрящая, а на мне был только афинский костюм (лавровый венок я засунула подальше в кусты, когда никто этого не видел).
Читать дальше