Юрий Покальчук - И сейчас, и всегда

Почему так тихо? Зверски хочется спать. Уже нет сил держаться, просто нет сил... Я же не сплю четвертые сутки. Не сплю, только дремлю, как кот, прищурив один глаз, нё отрываясь от пулемета. Никогда не думал, что перед смертью буду спать рядом с пулеметом.

Как же я обрадовался на базе в Альбасете, когда из нового пополнения в польский батальон вдруг раздалось: «Анджей!» Такое знакомое и родное. Частица детства моего, Збышек Янишевский уже сжимал меня в объятиях. Последние новости из дома. Отца выпустили, но уволили с работы. Они догадываются, что я здесь. Вот даже письмо есть у Збышека. Письмо от них, из дома.

С тех пор мы неразлучны на этой войне. Збышек ранен неделю назад. Он останется жив, может, увидит когда-нибудь родных. Расскажет. Хваткий остроносый белокурый Збышек, обладатель ровера [18] Велосипед ( польск. ) , одного из двух на нашей улице, друг мой Збышек, прощай!

Когда расформировали диверсионные отряды в Мадриде и все мы решили воевать вместе, Пако и я даже обрадовались. В Мадриде все напоминало нам об утрате. А в роте мы освоились быстро. Полищук, еще Юрко Великий, с которым мы только теперь сошлись близко, дружески. Из ветеранов, а совсем молодой, всего лишь на несколько лет старше меня. Худощавый, сдержанный, внешне всегда спокойный. А потом эта сдержанность вдруг ломается и он смеется звонко, заразительно, и ты уже не можешь не засмеяться вместе с ним.

Собственно, после ранения, в госпитале, было время присмотреться друг к другу. Потом вместе ехали в свою часть.

Как нас встретил Полищук, теперь командир роты! Как обрадовался нам! Живой, бессмертный Полищук. Круглые очки на горбоносом лице, резкая складка возле рта, крепкий подбородок... Пако оставался пока в госпитале. Договорились, встретимся через две недели. Еще четыре дня. Нет, осталось уже три, и будет как раз назначенный срок...

Юрко спросил меня тогда, знаю ли я писателя Матэ Залку. Я ответил: «Нет. Да и откуда?» — не догадываясь еще, какая встреча мне предстоит. В Мадриде после Каса дель Кампо нас наградили. Вручал награды сам генерал Лукач, командир Интернациональной бригады, мы о нем так много слышали, что сейчас буквально не сводили с него глаз.

После торжественного ритуала генерал подошел к нам и начал расспрашивать, кто, откуда и так далее. Наши взгляды встретились, он улыбнулся открытой улыбкой, подошел ко мне и задал все тот же вопрос, откуда я. Только прибавил: такой молодой. Я ответил, что из Западной Украины, которая сейчас под Польшей, а точнее, из Луцка.

Лукач оживился:

— А вы знаете, мы с вами не чужие люди. Как раз с вашим городом в моей жизни связано многое. Я же воевал во время первой мировой в составе немецкой армии как солдат Австро-Венгрии. И как раз под Луцком попал в плен. Там и началось мое знакомство с русскими коммунистами, оттуда моя дорога в гражданскую войну, а главное — мои убеждения. Так что рад приветствовать в вашем лице этот славный городок.

Он расспрашивал еще о городе, о моих родителях и обо мне. Я торопливо отвечал, радуясь его вниманию и такому совпадению, но время бежало быстро, мы попрощались...

— Рад буду видеть вас когда-нибудь у себя, — сказал Лукач. — Поговорим еще о Луцке, которому я обязан чуть ли не новым своим рождением.

Он улыбался, но сейчас, рядом, чувствовалось, что мысли его далеки от нашего разговора, от всей церемонии, что это уставший, чем-то глубоко озабоченный человек.

Через несколько месяцев генерал Лукач погиб. Тогда мы и узнали, что звали его Матэ Залка, что он был венгерским писателем и революционером. Тогда же я решил, что первая прочитанная книга будет его, если, конечно, останусь жив.

Я уже не искал смерти, перестал о ней думать. Пако разбудил меня. Он сказал тогда: если ты погибнешь, я тоже, запомни.

А потом в окопах, в бою с марокканцами... я думал тогда, что из нас не останется никого. Мы еще не знали, как воевать с конницей. Марокканцы будто бешеные... Они воюют за деньги. Убивают за деньги. Профессионалы. Сабли, кони — все это обрушилось смерчем на наши окопы. Но мы их сдержали. Дорогой ценой, но сдержали, потеряв всякий страх и осторожность. Врукопашную против конницы. Дрались штыками, их же саблями. Полищук оказался на коне, сбил марокканца, вскочил на коня с револьверами в обеих руках. Никто и не думал, что он на такое способен. Мы в одном окопе с Пако, Великим и Высоцким. Конники над нами, пригибаемся, стреляем во все стороны. Кровь, пот, грязь... Ржание коней, стоны. И вдруг страшный крик: «Андрес!» Я лишь успел оглянуться. Все равно было бы поздно, но под саблю марокканца Пако подставил свою винтовку. Над моей головой, держа ее обеими руками за концы. Как мост. Сабля скользнула. Я только глаза его видел — глаза, полные страха, боли, смертельного испуга за меня. Страх потерять жизнь? Нет, что-то дороже жизни... Дальше не помню, потому что Великий выстрелил прямо в лицо марокканца. Тот упал на нас. Конь застрял над окопом, но сабля марокканца скользнула по прикладу винтовки, по руке Пако и моему плечу.