Элис Манро - Ты кем себя воображаешь?

Вслед за этим Клиффорд раздел их. Они не дрожали — перед камином было тепло. Клиффорд был очень внимателен и все время переключался с одной на другую. Розе было любопытно, ей не верилось в происходящее, она слегка возбудилась, но в то же время на каком-то уровне оставалась инертной, изумленной и печальной. Клиффорд уделил предварительное внимание им обеим, но соединился в конце концов только с Розой — все произошло очень быстро, на петельном деревенском коврике. Джослин, кажется, все это время витала над ними, издавая утешительные и ободряющие звуки.

Назавтра Роза встала рано, когда Джослин с Клиффордом еще не проснулись. Ей нужно было ехать на метро в даунтаун. Она заметила, что смотрит на мужчин мечтательным голодным взглядом, с холодной, болезненной жаждой, от которой много лет была свободна. Она очень сильно разозлилась. На Клиффорда и Джослин. Она чувствовала, что они обвели ее вокруг пальца, обманули; показали ей зияющую нужду, о которой она иначе не узнала бы. Роза решила больше с ними не видеться, а вместо этого написать письмо, в котором указать на их эгоизм, тупость и моральную деградацию. Но пока у нее в голове составился окончательный, устроивший ее вариант письма, она уже вернулась к себе в глубинку и успокоилась. Она решила не писать. Чуть позже она решила остаться друзьями с Клиффордом и Джослин, потому что на том этапе жизни ей время от времени нужны были такие друзья.

Розе приснилась Анна. Это было уже после того, как Роза уехала, оставив дочь. Розе снилось, что Анна идет ей навстречу, вверх по холму Гонзалес. Она знала, что Анна идет из школы. Она подошла к дочери и заговорила с ней, но та молча прошла мимо. И неудивительно. Она вся была покрыта глиной со вмазанными в нее листьями или ветками, так что все вместе выглядело как увядшие гирлянды. Украшение, умирание. И эта глина или грязь была не сухая, а еще капала с Анны, так что вышла грубая и печальная фигура, вроде неуклюже слепленного идола с тяжелой головой.

— Ты хочешь поехать со мной или остаться с папой? — спрашивала Роза перед отъездом, но Анна отказывалась отвечать и говорила только: «Я не хочу, чтобы ты уезжала». Роза нашла работу на радиостанции в маленьком городке в Кутенейских горах.

Анна лежала в большой кровати с четырьмя столбиками, где раньше спали Патрик и Роза. Где Патрик теперь спал один. Роза перебралась на диван в кабинете.

Анна засыпала в этой кровати, и тогда Патрик относил ее в детскую. Ни Патрик, ни Роза не знали, когда это превратилось из случайности в необходимость. Все в доме шло наперекосяк. Роза паковала чемодан. Она делала это днем, когда Патрика и Анны не было. Вечера она и Патрик проводили в разных частях дома. Однажды она вошла в столовую и увидела, что Патрик заново подклеивает скотчем фотографии в семейном альбоме. Она разозлилась на него. На одной фотографии она сама качала Анну на качелях. На другой она стояла в бикини и ухмылялась. Правдивые неправды.

— Тогда было то же самое, что сейчас, — сказала она. — Если честно.

Она имела в виду, что всегда в глубине души собиралась сделать то, что делала сейчас. Даже в день свадьбы она знала, что это время придет, а если не придет, то ей лучше сразу умереть. Предательство совершала она.

— Я знаю, — сердито сказал Патрик.

Но, конечно, тогда было не то же самое, что сейчас, — тогда Роза еще не начала приближать разрыв и даже по временам забывала, что он неизбежен. Даже сказать, что она планировала разрыв и начала его приближать, было бы неверно, поскольку она ничего не делала намеренно, осмысленно. Все произошло максимально болезненным и разрушительным способом: они тянули резину, примирялись, пилили друг друга, а сейчас Розе казалось, что она идет по подвесному мосту и ей нельзя сводить глаз с дощечек прямо перед собой, нельзя смотреть по сторонам или вниз.

— Так чего ты хочешь? — тихо спросила она у Анны.

Та вместо ответа позвала Патрика. Когда он пришел, Анна села на кровать, потянула обоих родителей к себе и оказалась между ними. Она вцепилась в них и забилась в рыданиях. Она по временам яростно драматизировала — не девочка, а обнаженный клинок.

— Вам уже не обязательно… — сказала она. — Вы же больше не ссоритесь.

Патрик посмотрел на Розу. Обвинения в его взгляде не было. Много лет он смотрел на нее обвиняюще — даже в те моменты, когда они занимались любовью, — но теперь ему было так больно за Анну, что все обвинения стерлись. Розе пришлось встать и выйти, оставив Патрика утешать дочь. Она боялась, что ее охватит огромная обманчивая волна теплого чувства к мужу.