Тереза Фаулер - Z — значит Зельда

Вскоре после возвращения мы провели вечер в доме Джеральда и Сары в Сен-Клу. Мы с Сарой подрядили детей помочь нам приготовить для Скотта торт в честь прошедшего «дня рождения книги». Синяя глазурь почти в точности соответствовала тону обложки «Великого Гэтсби». Скотти объявила, что именно она должна разложить маленькие кексики вокруг основания торта («Ведь это у моего папы день рождения книги!»), а отпрыски Мерфи — Гонория, Патрик и Баот — наблюдали за ней, затаив дыхание: этим ребятам не предоставилось шанса вырасти эгоистами.

Мы вынесли торт и чай в салон. Теперь, рассматривая картины, развешанные по стенам, я понимала, что Сару восхищает в работах Ренуара бескомпромиссная и одновременно изящная человечность. Выбор Джеральда — Фернан Леже, Жорж Брак и Хуан Грис — отражали его современные вкусы и взгляды на искусство. Теперь я понимала, как осознанно каждый художник подходил к своим работам.

Где фокус? Где источник света? Сколько черной краски добавили в смесь, чтобы добиться нужного цвета волос у девушки на портрете? Сколько охры было в этом небе?

В этой обстановке и, возможно, из-за депрессии, Скотт держался скромно и почти не говорил о книге. Тогда наша дружба с Мерфи только зарождалась, и Скотт боготворил их обоих, постоянно стремился впечатлить, заслужить высокую оценку. Такое желание возникало у всех, кто был знаком с этой парой. Мы все пытались проявить себя с лучшей стороны перед этими исключительными и искренними людьми.

Вскоре львиную долю нашей повседневной жизни стали занимать встречи с давними знакомыми: с Мерфи, Портерами и Майерсами, с Дос Пассосом, Шервудом и Эзрой Паундом. И как и в Нью-Йорке, а потом в Сент-Поле и в Грейт-Нек, наш круг знакомств разрастался с каждой вечеринкой — мы постоянно находили кого-то нового.

Мы ныряли в пучину развлечений с головой… Да и случалось ли нам погружаться во что-то постепенно? И хотя мне порой хотелось притормозить, Скотту нужно было быть всюду одновременно, видеться со всеми и каждым, радостно прокладывая себе путь на вершину американской общины. Казалось, дни здесь вмещают вдвое больше часов, чем в любом другом уголке мира, и в то же время лишь половина этих часов оставались у меня в памяти — как будто парижский воздух обострял все мои ощущения, но заглушал чувство времени.

Поначалу мои дни занимали обеды со знакомыми, походы по магазинам и занятия рукоделием со Скотти — ее полностью захватило бисероплетение. Вечера превращались в бесконечную череду баров и кабаре, выпивки, музыки и танцев.

Мое сердце покорила Ада «Рыжик» Смит — темнокожая женщина с ярко-рыжими крашеными волосами. Мы познакомились на вечеринке у Коула, когда Ада учила нас танцевать «Черную корму» — сейчас этот танец называют «чарльстон».

Она выставила нас в ряд и объявила название танца.

— Я выучилась этому танцу, когда была еще девчонкой, — заявила я, размахивая рукой, как школьница-отличница.

Ада окинула меня оценивающим взглядом.

— То есть пять минут назад?

— Порой кажется, что пять столетий.

— Ну что ж, подружка, отпусти себя! — Она прищелкнула языком.

И я отпустила.

Как-то вечером в конце апреля мы отправились в бар «Ле Селект». Перед этим поели дома со Скотти — легкий ужин из блюд, которые она обожала, как и любой ребенок трех с половиной лет: куриные ножки, кружочки моркови и наколотые на шпажки кубики французских сыров.

По указанию Скотта Лиллиан начала учить Скотти французскому. Для меня это было знаком, что он видит Францию как наше будущее пристанище, верит, что здесь, в отличие от Нью-Йорка, ему удастся занять подлинное место на вершине. За столом я практиковала со Скотти свой французский, перечисляя названия блюд, а потом составляя с ними нелепые предложения.

— Les carottes ne veulent pas être mangées ce soir, — сказала я. «Морковь не хочет, чтобы ее сегодня ели».

— Les carottes mangent le soir, — ответила Скотти.

Я засмеялась.

— «Морковь съест сегодняшний вечер» — это предложение даже лучше, чем мое.

— Давай еще!

— Les petits fromages sont prêts pour leur bain.

Кусочки сыра готовы принять ванну.

— Les petits fromages mangent leur bain, — захихикала Скотти.

— О, теперь у нас сыр ест ванну? Ты у меня умница, ягненочек!

— Ты ведь понимаешь, это бесполезно, — укорил меня Скотт. — У тебя слишком алабамский выговор, так у нее никогда не будет правильного произношения.

— Наверное, ты прав, но нам все равно, правда, ma petite quinte-feuille?

Скотти не обратила на нас внимания, увлеченно накалывая морковь на шпажку.