Тереза Фаулер - Z — значит Зельда

Теперь, когда Скотт закончил свою книгу, во мне снова всколыхнулось желание написать свою. Я прочитала все труды по психиатрии, какие могла найти, выведала все тонкости сложного взаимодействия мозга с химическими элементами и окружающей средой. Я пыталась прогнать чувство обреченности, написав о нем историю.

Однако Скотт настаивал, что если я хочу «использовать тему психиатрии, то должна подождать, пока его роман займет свое место в американском сознании». Он сказал моему врачу, что, какой бы ни была тема, новая попытка написать роман только навредит мне. Доктор, не желая допускать хоть малейший риск, когда на кону его репутация целителя разумов, согласился. Мы много ругались по этому поводу.

Глядя на пламя, я продолжала;

— Посуди сам, я тебя точно ненавижу. Ты совсем не похож на того мужчину, за которого, как мне казалось, я выхожу замуж.

— Я самый что ни на есть тот мужчина. Загадка в том, почему я до сих пор не развелся с тобой.

— С чего бы тебе этого желать? Я умна, талантлива и могу быть любящей и преданной. У меня для этого есть все задатки.

— Помнишь, как мы ехали ночью по Парк-Авеню, ты на капоте такси, а я на подножке, держась за крышу?

Я улыбнулась.

— Мы тогда познакомились с Дотти в ресторане отеля «Алгонкин»?

— Угу. Банни тогда устроил ужин… Нью-Йорк срывал «крышу», это точно.

— Боже, ну и веселье было.

Скотт потянулся взять меня за руку.

— К черту все! Ты — любовь всей моей жизни.

И все же теплые слова — не панацея. Мы пробили себе такую глубокую колею, так вымотались и измучились, что ни у меня, ни у Скотта не было сил сменить направление.

В начале февраля я пробрела шесть кварталов по промерзшему, засыпанному снегом бетону к дому Сары Хаардт Менкен. В голове у меня крутилось: «Серый, холодный день, серый, холодный месяц, серая, холодная жизнь. Тело Тони в гробу было серым и холодным, как и тело папы, когда он меня оставил. Серость и холод — вот что ожидает любое живое существо». Даже легкий снег, хлопьями спускающийся с неба, казался мне серым. Ветер сгонял мне под ноги клочья рваной бумаги. Мимо пропыхтел грузовичок службы доставки, изрыгнув мне в лицо облако маслянистого дыма. Господи, почему ты убрал все краски из Балтимора? Неужели недостаточно было просто забрать все тепло?

У крыльца Сары я посмотрела на дюжину ступенек, будто стояла у подножия горы Монблан. Может, проще развернуться и пойти домой?

Вот только внутри, за одним из этих окон, сидит Сара.

Мне было жизненно необходимо увидеться с подругой, с моим эталоном. Дело не в том, что я хочу пожаловаться на что-то определенное, не случилось никакого кризиса, никакого особого события. Список обид, причиненных мне Скоттом, стал таким длинным, что сам дьявол замучился бы выслушивать его. Но сейчас, когда Скотти весь день проводила в школе Брин-Мор, наш дом стал необитаемым, бесцветным, скучным, холодным, бесцельным. А может, это просто я такая.

— Сегодня ужасно серо и холодно, — сказала Сара, когда горничная проводила меня к ней в гостиную. Она закашлялась. — Не нужно было приглашать тебя в такое ненастье.

— Нет, я рада тебя видеть.

— Господи, как же ты исхудала! Ты вообще ешь? А руки холодные, как лед. Садись у камина. Хочешь горячего бульона?

— Да, конечно, — тускло произнесла я. Нужно приложить больше усилий. — А где Генри?

— В офисе. Сегодня вторник.

— Конечно. — Я невидяще уставилась на каминную решетку.

Вторник. Конечно.

— А Скотт?

— Со вчерашнего дня его не видела.

— Ах, Зельда… отчасти именно поэтому я и хотела с тобой встретиться.

— Ты знаешь, где он? — Я обернулась к ней.

— Нет, — она покачала головой, — но мы видели его в пятницу. К Генри пришли друзья — просто тихо посидеть, ты же знаешь, какой он у меня. — Она прервалась, закашлявшись. — Ни выпивки, ни музыки, сплошные разговоры о книгах. И тут внизу раздался грохот, а в следующую секунду по ступенькам начал карабкаться Скотт, спрашивая, почему начали без него.

— Но его не приглашали.

— Да. Поэтому произошел небольшой спор. Он часто заходит — иногда поздно вечером, когда мы уже давно легли спать. Генри начал терять терпение. Он сказал: «Скотт, неужели ты не видишь, что вечеринка не будет тебе по нраву?» А Скотт ответил: «Да, конечно, и пусть я написал новый роман, который печатают в журнале «Скрибнер», но я не отвечаю высоким стандартам, чтобы стать частью этой почтенной компании. Зато у меня есть, — он расстегнул штаны и спустил их, — это».