Жан Каррьер - Ястреб из Маё

Однажды после полудня они зашли в некий странный магазин-кафе, напоминавший агентство путешествий; всюду были развешаны фотографии арабских деревень и пальм; казалось, даже сама тишина здесь — плод высочайшей техники, создавшей эту лабораторию роскоши.

Среди клиентов (все они выглядели изумительно важными) расхаживали юные особы, столь же изысканные, как и вся обстановка, — своей бледно-голубой формой и лихими пилотками, словно вышедшими из рук самой Коко Шанель [8] Коко Шанель — знаменитая французская портниха и законодательница мод. (Примеч. перев.). , они напоминали то ли стюардесс, то ли ратниц Армии спасения; на самом же деле они являлись служанками божьими, и это «агентство», куда пастор неосторожно ввел Жозефа, в какой-то мере подготавливало души к Великому Переселению: здесь торговали религиозными книгами, а владельцем был один из кузенов пастора, чьи мистические порывы, словно роза среди нечистот, сконцентрировались на Священном писании и назидательном применении сверхприбылей, полученных от торговли шоколадом, так роза расцветает среди нечистот.

Владелец был на удивление высок, торжествен, благообразен, он обладал плоскими, широкими ногтями, завидным здоровьем и изрядным количеством плоти для вскармливания, гладкой и маловыразительной, как та добродетель, какую он внедрял; неподвижность кожного покрова придавала ему чрезвычайно торжественный вид, но общее впечатление создавалось такое, словно он вот-вот провозгласит Дурную Весть.

— Нам с кузеном надо поговорить, — сказал мосье Бартелеми Жозефу, — а ты пока поищи-ка здесь эти книги.

Он вручил ему список отсутствующих в магазинах или исчезнувших из обращения книг и заперся для конспиративной беседы со своим родственником в его кабинете американского бизнесмена.

Жозеф остался в одиночестве среди всех этих юных молочно-белых швейцарок, глядя на которых, трудно было представить себе, что пищеварительная система у них такая же, как у француженок; округлые, восхитительно округлые, обтянутые шелком, сочные и мясистые икры, завитые головки, губки — все их прелести взрывчатой силы произвели революцию в его чувствах. Жозеф не знал, куда и на кого смотреть, до того все они были прекрасны с головы до ног. У него, как у пьяницы, начали дрожать руки, он ежеминутно вытаскивал платок и делал вид, будто сморкается, отчасти стыдясь шрама на губе, отчасти, чтобы скрыть это дрожание пальцев. Пышная блондинка, обслуживавшая его, время от времени протягивала книгу с таким ласковым взглядом, словно бы в ней лежала записка, приглашающая на свидание, или ключ от ее комнаты. Жозеф чувствовал, что начинает потеть; ему казалось, что, если его младенческая кожа соприкоснется с кожей этой юной швейцарки, которая сновала у него под носом, вся в электрических разрядах шелкового белья, он вспыхнет или даже взорвется. Когда урожай книг (из числа поименованных в списке и уже боготворимых, так как они побывали у нее в руках) был собран, она приняла у него всю стопку. Он ощутил ее пальцы на своих. Произошло как бы короткое замыкание, и если он не вспыхнул, то вовсе не потому, что сердце его и бедра не воспламенились.

— Соблаговолите пройти за мной, мосье…

До самой вершины Монблана! И неся ее все время на спине!

Он шел за ней по пятам, привлеченный райской прелестью ее походки, вдыхая все потаенные запахи ее существа, как охотничья собака, загипнотизированная пряным запахом зайца. Он пытался представить себе частную жизнь этой девушки; его воображению, возбужденному коврами и интимным освещением ее рабочего места, она и дома рисовалась среди роскоши, она отвергала мелкую сошку, выставляла вон армию светских львов и дарила свои милости ему, молодому чудовищу, циничному, разочарованному и пресыщенному от рождения.

Когда с отбором книг было покончено, она тотчас же его покинула, перенеся свое изысканное внимание на другого клиента. Жизнь утекала из него, как вода, поглощаемая песком; вдали от этого родника все обезвоживалось. Он всерьез вознамерился вернуться на родную ферму и умереть там вдали от жестокой цивилизации.

— Как тебе понравился книжный магазин? — спросил пастор, когда они покидали это место блаженства и страданий.

Жозеф, словно в изнеможении, произнес упавшим голосом нечто нечленораздельное.

— Я так и знал, что тебе понравится, — сказал пастор, истолковав жалобный писк Жозефа в устраивавшем его смысле. И безразличным тоном добавил: — Если все пойдет, как надо, ты, возможно, вернешься сюда на стажировку в октябре и пробудешь несколько недель.