Элиф Шафак - Честь

Ее разбудил стон раненого. Он хватал воздух ртом, словно рыба, вытащенная на берег. Она смочила носовой платок и увлажнила его пересохшие губы.

– Еще, умоляю!

– Нет, – мягко возразила она. – Больше нельзя. Потом я дам тебе еще воды.

Раненый выругался, с трудом выплевывая слова. Он весь пылал от жара, то впадал в забытье, то вновь приходил в сознание. Джамиля не знала, что он за человек и какие грехи отягчают его совесть. Впрочем, это не имело значения. Каков бы он ни был, она все равно попыталась бы его спасти. Наверное, он женат, у него есть дети. Если он умрет, будет ли кто-нибудь горевать по нему?

Стараясь не шуметь, Джамиля скатала ковер и открыла дверь-люк, ведущую в подвал. Ей надо было приготовить отвар, отгоняющий сон, отвар, который она собиралась выпить сама. Она бросила взгляд на раненого. Скорее всего, он не проснется несколько часов. Джамиля спустилась по лестнице на несколько ступенек и, поддерживая кончиками пальцев крышку люка, осторожно опустила ее. Снова раскатать ковер она не могла, но, по крайней мере, открытый люк не будет бросаться в глаза. Если раненый проснется, он решит, что хозяйка пошла собирать хворост.

В тот момент, когда крышка опустилась на место, контрабандист открыл глаза. Затуманенным взором он обвел хижину, вглядываясь то в аккуратно сложенную поленницу, то в висевшую на стене винтовку. Наконец взгляд его остановился на крышке люка. Странное выражение мелькнуло на его лице, он вновь провалился в лихорадочный сон.

Я закрываю за собой дверь и облегченно вздыхаю. В последнее время эти полуночные побеги вошли у меня в привычку. После того как все засыпают, я запираюсь в ванной. Зажигаю свечу и наблюдаю, как мое отражение в зеркале изменяется в колеблющихся отблесках огня. Мое лицо, лицо пятнадцатилетней девчонки, мало меня интересует. Мне хочется увидеть то, что скрывается за внешней оболочкой, увидеть свое другое «Я», присутствие которого я так отчетливо ощущаю.

Почти все мои знакомые девочки имеют собственные комнаты и могут уединяться, когда им этого захочется. Я этим благом не обладаю. Если я позволю себе запереться в комнате, которую делю с младшим братом, мама решит, что я спятила. Поэтому я так люблю ванную – единственное место, где можно остаться наедине со своим телом и своими мыслями.

Я снимаю свитер и лифчик телесного цвета, который ненавижу лютой ненавистью. Груди у меня острые, под кожей проглядывают голубые жилки. Мне они кажутся отвратительными. Мало в моей жизни проблем, так еще и это дурацкое вымя. Сегодня утром один мальчишка из нашего класса попытался схватить меня за грудь, сделав вид, что хочет достать книгу с полки за моей спиной. Хорошо, что я пресекла его намерения и в последний момент увернулась. Другие парни, его приятели, заржали. Я догадалась, что это была их совместная выдумка. Они трепались обо мне. О моих сиськах. Когда я поняла это, меня затошнило.

На улице идет дождь. Я смотрю в окно, на мокрые тротуары Лавендер-гроув. Потом снова пялюсь в зеркало. Интересно, как бы я выглядела, если бы родилась мальчиком? Мысль эта приходила мне в голову бессчетное количество раз. Я хватаю карандаш для подводки глаз, расширяю себе брови и соединяю их на переносице. Потом рисую над верхней губой усы. Не тоненькие, едва заметные усики, а здоровенные пышные усы с загнутыми вверх концами. Если бы меня сейчас увидел Искендер, он наверняка покачал бы головой и сказал: «Сеструха, у тебя, похоже, крыша поехала!» Иногда у меня возникает какое-то необъяснимое чувство: мне кажется, что в небесной канцелярии произошла ошибка, из-за которой я оказалась здесь, в семье Топрак, в то время как мой истинный удел поджидает меня неведомо где.

«Знакомьтесь, это моя сестра. Ей нравятся исключительно неудачники» – так Искендер представляет меня всем своим знакомым, в особенности парням.

Это неизменно работает. Парни шарахаются от меня, как от зачумленной. Впрочем, мне на это наплевать. И, надо признать, Искендер не грешит против истины. Как это ни дико, меня действительно тянет к людям, которых никак не назовешь везунчиками. Даже когда я смотрю футбол, мне всегда хочется, чтобы матч закончился вничью, и в результате я начинаю болеть за проигрывающую команду. Мысль о том, как ужасно расстроятся футболисты, разочаровавшие своих фанатов, наполняет мое сердце горячим сочувствием к ним.

– Ты человек-улитка. В этом вся беда, – говорит мама.