Элиф Шафак - Честь

К своему удивлению, она увидела на пороге контрабандиста, у жены которого приняла роды вчера. Отца полутора младенцев. Она уже собиралась спросить, как себя чувствуют роженица и ребенок, как вдруг увидела за его плечом голову другого человека. Густые темные волосы, лицо в крови. Судя по всему, контрабандист приволок своего раненого товарища на спине.

– Джамиля… сестра… помоги ему, – взмолился контрабандист.

Она все поняла без лишних объяснений. Они пересекли границу с Сирией. Товары несли на себе. Чай, табак, шелк, возможно, наркотики. Ситуация сложилась не так, как предполагалось. Они попали в засаду. Один из них был ранен. Они могли бросить его, но не сделали этого. По очереди несли его на спинах. Но раненый потерял слишком много крови; душа его уже готовится выскользнуть из тела. Джамиле не нужно было осматривать раненого, чтобы определить: он умирает.

– Прости, но я ничем не смогу помочь, – сказала она. – Его надо везти в больницу.

Контрабандист пососал кончик усов. Он не выглядел ни сердитым, ни слишком опечаленным, но в глазах его плескалось нетерпение.

– Ты же знаешь, мы не можем отвезти его в больницу.

С этими словами он вошел в комнату и, словно они с Джамилей обо всем договорились, положил раненого на диван.

– Если он умрет, зажги в саду костер, – направляясь к двери, сказал он. – Мы увидим огонь и придем, чтобы похоронить его.

На вытянутом, угловатом, с высокими скулами лице раненого застыло страдальчески-угрюмое выражение. Худощавый, узкий в кости, он казался человеком без возраста. На взгляд Джамили, ему могло быть и под тридцать, и за сорок. Впрочем, теперь, когда щеки его покрывала мертвенная бледность и по жилам струилась смерть, гадать о его возрасте не имело смысла.

Она постаралась устроить его как можно удобнее, положила под голову подушку. Голова его оказалась до странности тяжелой и в то же время легкой. Он издал короткий стон, приглушенный и какой-то нечеловеческий, словно в груди у него был ком, а в горле застряла еще одна пуля. Струйка крови потекла у него из ноздрей. За свою жизнь Джамиля навидалась всякого, тем не менее, глядя на умирающего, она неожиданно для самой себя ощутила приступ ужаса.

Милосерднее всего помочь ему умереть, решила она. Даже лошадь со сломанной ногой заслуживает достойной смерти. Для человека в таком состоянии будет достаточно щепотки сушеного болиголова. Старый добрый яд. Удивительно, как часто люди принимают болиголов за дикий укроп, фенхель, беззаботно жуют зеленые травинки, а после никто не может догадаться о причине их внезапной смерти. Местные жители называют болиголов «дыхание шайтана», но Джамиля придумала название лучше: «пурпурный туман». Если бы только ей удалось заставить раненого проглотить щепотку болиголова, он погрузился бы в сладкую дремоту, от которой уже никогда не очнулся бы. Два раза в жизни Джамиля была близка к самоубийству: после того как похитители вернули ее отцу, сохранив ее девственность, но навсегда покрыв ее позором, и после того, как Эдим попросил руки Пимби. Но каждый раз она отказывалась от своего намерения: страх после смерти попасть в ад и желание еще раз увидеть восход солнца пересиливали отчаяние.

Джамиля расправила плечи и тряхнула головой, отгоняя печальные воспоминания. Быть может, этот человек тоже найдет в себе силы жить дальше. Надо осмотреть его раны. Ловко разрезав одежду, она раздела его донага. Он был так худ, что она едва не заплакала: таким беззащитным, уязвимым показалось ей это окровавленное тело с выступающими под кожей ребрами. Ран было три: одна пуля вошла в ногу, вторая в плечо. Но наибольшую опасность для жизни представляла третья рана. Пуля застряла около позвоночника. Ему стреляли в спину.

Джамиля провозилась с ним весь день. Раненый стонал от боли, но ей все же удалось вытащить две пули. Точнее, две с половиной: третья, застрявшая под его правым коленом, разлетелась на осколки. Джамиля решила, что кромсать ногу не стоит. Если он выживет, то сможет жить и с осколками. Только вот таким, как прежде, он уже никогда не будет. Это она знала точно. Подобно минералам и драгоценным камням, пули имеют душу и, входя в человеческое тело, отдают ему частицу этой души.

После того как на небе погасли последние отблески заката, Джамиля задремала в кресле у его постели. От неудобной позы у нее затекла шея. В эту ночь, как и прежде, она ощущала неприятное стеснение в груди, и ей словно не хватало воздуха.