Элиф Шафак - Честь

Понимая, что задерживаться в этом доме ни в коем случае не следует, Элайас поблагодарил Пимби, попросил прощения за причиненное беспокойство и направился к выходу. Его намерение уйти одновременно и обрадовало, и расстроило ее.

– Останься, – еле слышно предложила она. – Выпьем чаю. А потом пойдешь.

Через несколько минут на столе закипел, извергая клубы пара, бронзовый самовар. У Пимби так тряслись руки, что она пролила горячий чай на свою темно-красную блузку.

– Ты не обожглась? – испугался Элайас.

– Нет, – покачала головой Пимби, зажав ткань пальцами и не давая ей прикоснуться к коже. – Ты пей. А я пойду переоденусь.

Элайас подчинился. Но не успел он допить свой чай, как зазвенел дверной колокольчик. Короткий, отрывистый звонок. За ним еще один, длинный и настойчивый.

Элайас замер, пальцы судорожно вцепились в стакан.

Пимби вылетела из спальни, ее белая блузка была застегнута криво, в глазах метался ужас. Дети должны были вернуться из школы не раньше чем через два с половиной часа. Соседи работали, да и не имели обыкновения расхаживать по гостям среди дня. Элайас знаками показал ей, что спрячется, хотя понятия не имел, как это сделать. Огляделся по сторонам и, встав на четвереньки, полез под стол. Все это куда больше походило на дурной сон, чем на реальность.

Несколько секунд спустя в замке повернулся ключ. Пимби побелела как полотно. Теперь она знала, кто это. Только у одного человека был ключ от входной двери.

Когда Элайас узнал о смерти Пимби, он возился со своим любимым комнатным растением – тилландсией. Тилландсии – настоящая загадка природы. Они ухитряются жить без корней и впитывают влагу прямо из воздуха благодаря порам, расположенным на листьях. В отличие от всех прочих представителей флоры они не нуждаются в почве, цепляются за любую опору и растут практически в воздухе. Свою любимицу Элайас подвесил в нише над раковиной. Летом, когда воздух становился сухим, он каждые десять дней погружал растение в воду – устраивал ему ванну. Но сейчас была зима, и он ограничивался душем: каждые четыре недели опрыскивал листья из распылителя.

Возня с растением так поглотила Элайаса, что он не сразу расслышал стук в дверь. Дверной звонок вышел из строя во время последнего отключения электричества, и Элайас все никак не мог выбрать время починить его. Через несколько секунд в дверь постучали еще раз, громче. Не представляя, кто мог к нему явиться в такой ранний час, Элайас повесил лиану на место и вытер руки.

Пимби заходила к нему четыре раза и во время всех своих посещений ужасно смущалась и торопилась. Она робко устраивалась на краешке кожаного дивана, словно птица, присевшая на ветку, чтобы собраться с силами и тут же упорхнуть прочь. Поглаживая кошку, она наблюдала, как Элайас хлопочет у плиты: в его доме не было стены между кухней и гостиной. Стряпая, он болтал без умолку, а Пимби не говорила ни слова, а лишь грустно улыбалась.

С самого первого дня знакомства эта женщина поражала его своими противоречиями. Она казалась робкой, пугливой и застенчивой, но он чувствовал, что под хрупкой наружной оболочкой скрывается прочная сердцевина, что в нежную ткань ее души вплетены нити отваги, упорства и решительности. Иногда глаза ее лучились светом, который в далеком детстве Элайас видел лишь в глазах своей матери. Но в то же время на лице ее постоянно лежала грустная тень. Собственно, именно аура неизбывной печали, окружавшая Пимби, толкнула к ней Элайаса.

С того момента, как в зале кинотеатра, где шел фильм «Малыш», они впервые взялись за руки, Элайас мечтал о близости с этой женщиной. Он страстно желал остаться с ней наедине, вдали от чужих глаз, и своими ласками освободить ее от страха, тревоги и сознания собственной вины, которые ни на секунду не оставляли ее в покое. Но всякий раз, когда она оказывалась в его квартире, Элайас ощущал, что не может преодолеть невидимую грань. Прежде он даже не подозревал, что до такой степени способен обуздывать свои желания.

Он отчаянно хотел разгадать загадку, которую представляла собой Пимби. Но еще сильнее он хотел сделать ее счастливой. И в этом желании не было ничего альтруистического: Элайас догадывался, что оно порождено самомнением. Он воображал, что его любовь, подобно волшебной палочке, способна преобразить все вокруг, способна превратить Золушку в принцессу – прекрасную, безмятежную, ослепительную. Сознавая, что он хочет сотворить эту женщину заново, сделать более свободной, более раскованной, более открытой, Элайас подчас ужасался тому, как далеко заходят его притязания.